Король танца

– Вы же подсыпаете им яд, – ругалась я. – И всё это ради наград?! Это нечестно и отвратительно!

М-р Балимор не искал подходящих слов в своё оправдание и не ждал от меня понимания. Он угрюмо сдвинул брови и пожал плечами, провожая любезно врачей из конюшни, и оставил меня одну с умирающей лошадью. Внутри себя я билась в истерике, как дикий маленький зверёк в закрытой клетке, проклиная всех врачей за их безалаберность, и м-ра Балимора, и всех работающих в школе за то, что они были безответственны и не углядели за лошадью. Мои душераздирающие вопли были слышны на улице. Ко мне подошла маленькая наездница и тонким милым голоском пролепетала, что Душка спит и не стоит так беспокоиться, что скоро он проснётся, и всё будет опять хорошо. Она проходила мимо и слышала, как об этом твердили врачи и просили м-ра Балимора успокоиться и подождать до завтра.

«Спит?» – подумала я, взглянув с грустью на девочку, которая стояла возле меня и уверенно качала головой в знак того, что с ним всё будет хорошо, и он поправится.

– Такое бывает, – продолжала говорить она. – Моего пони Джоша тоже по ошибке усыпили на днях, но сейчас он в порядке, и твой очухается, вот увидишь.

Её глаза тепло по-детски улыбнулись. Она ещё раз бросила наивный взгляд на спящую лошадь и убежала. Кажется, её позвали.

«Если то, что говорит эта девочка, правда, – обратилась я к беспомощному Душке, – только встанешь ты на ноги, сразу выведу тебя из денника на солнце». Загордилась я и наклонилась к его уху, прошептав: «Мы поскачем на прогулку, и плевать, что скажет м-р Балимор». Я прижалась щекой к сильной шее коня, который всё так же лежал неподвижно, не издавая ни звука. Хотя если прислушаться, то он тихо посапывал. Я уловила слабое, но ровное сопение, когда ближе притулилась к его мордочке, тогда можно было хорошо расслышать, как он дышит. «Неужели это правда, и он просто спит», – сказала я в полголоса и, встряхнувшись, встала с твёрдым намерением терпеливо дождаться завтра.

Ко мне вернулась бодрость духа и снова появилась надежда на то, что Душка выздоровеет, но, несмотря на это, я была обеспокоена тем фактом, что животных тайком подкармливали пищевыми добавками, способными свалить их замертво. «Как же так. Я ничего не замечала», – думала я, упрекая себя в невнимательности и чувствуя за собой вину. Меня мучали угрызения совести, но нужно было успокоиться и запастись терпением, хотя при таком положении вещей это было сделать крайне трудно. Вся эта неразбериха выбивала почву из-под ног. Не было ни сил, ни желания разбираться и уж тем более выяснять отношения с м-ром Балимором, который всегда был прав. Пустая трата времени. Всё равно он ни в чём не сознается, как и врачи, с вопросительным видом пожмёт плечами, соврёт и нагло скроет правду – спишет на неосторожность и не станет искать крайнего. Всем было известно, как они умели замять дело.

В м-ре Балиморе я разочаровалась больше, чем в других, потому что ему больше всех доверяла, безосновательно и наивно, а он оказался плохим человеком, хотя что я на него так взъелась, а вдруг он знать не знал, что творилось у него под носом. Предположений было уйма, но не одно из них не имело доказательств, поэтому любые обвинения были бы беспочвенны, а домыслы бессмысленны. Я не отходила далеко от конюшни, выходила только в туалет и на несколько минут на свежий воздух. Остальные продолжали работать в обычном рабочем режиме: обслуживали посетителей, мыли лошадей, чистили стойла, а опытные наездники во всю готовились к скачкам. Мне было не до них, мой конь заболел и беспомощно лежал на сене в полном одиночестве, а значит, и речи не могло идти о тренировках, покуда он опять не встанет, не забьёт копытами и как следует не фыркнет.

На ночь школу закрывали, и мне пришлось одной заночевать в конюшне. С первыми сумерками все разошлись по домам, остался только сторож, который добросовестно просидел в своей будке до рассвета. Он был необщительный, даже не зашёл поздороваться, а мог бы ненадолго составить мне компанию. Скорее всего, он испугался непредвиденных обстоятельств и решил не искушать судьбу. Однако я бы не отказалась от общества, особенно ночью в трудный час, когда я не могла уснуть, – лежать на сене было неудобно. Оно кололо в спину и бока. Тогда я заскучала за постелью и треснула себя по лбу, уставившись наверх в деревянные балки, что забыла известить Аннет о ночёвке в конюшне. Я как вышла днём из дома, так до сих пор не возвращалась. «Аннет, наверное, с ума там сходит», – думала я и бранила себя за то, что вспомнила о ней в самую последнюю секунду, и уже обдумывала наперёд, что придётся извиняться и рассказывать ей всё, как есть.