Король танца

Аннет с лицом крепко спящего человека не издала ни писка. Как хорошо, что она уснула, пропустив всё мимо ушей, а если что и услышала, то можно будет смело сослаться на сновидение и сказать, что ей это приснилось. Тогда мне не придётся сожалеть о том, что я ей рассказала. Безусловно, мне хотелось поделиться с кем-то этим необычно-странным зрелищем, и, может быть, тогда бы я нашла покой, но риск, что мне не поверят, был слишком велик, и я решила держать язык за зубами.

7

Стоял полдень. Солнце пробивалось сквозь шторы и светило мне прямо в лицо. Наша спальня находилась на солнечной стороне. Окна выходили на юг, и солнце в зените пекло. Сколько раз я просила Аннет плотно задёргивать шторы, но она всегда делала по-своему, мол до обеда вредно спать и ложиться нужно пораньше. Сама она вставала рано, даже если ложилась поздно, а вот мне было важно как следует выспаться. От этого зависел мой день. И ей ли это не знать, но с неё как с гуся вода. Она нарочно оставляла небольшие щели, а потом извинялась и галдела с виноватым видом о своей забывчивости.

К счастью, когда я проснулась, Аннет дома не было. Она – птица ранняя. Тем более, работа подвернулась. Небось, покатила на встречу с профессором, который займёт её очередным переводом. Она и пяти минут не могла просидеть без дела. Вроде скромная, но неугомонная, и всё делала исподтишка. За столько времени совместной жизни я к ней уже привыкла и даже изучила все её повадки, а ещё имела наглость примерять её недостатки и казаться себе такой идеальной, хотя сама была несносной, иногда несправедливой, но Аннет со мной неплохо ладила. Просто во мне было развито чувство меры, даже несмотря на мой вспыльчивый и местами трудный неуживчивый характер. Возможно, поэтому мы находили общий язык, потому что я умела быстро остывать, а она не принимала близко к сердцу мои едкие, обидные слова. Именно поэтому здоровый долгий сон шёл мне всегда на пользу, но Аннет опять пренебрегла этим условием, и мир в нашем доме стал под угрозой.

Мне нравилось нежиться в постели и от безделья думать, что-то представлять. Одеяло спасало от солнца, или можно было встать и задёрнуть шторы. Я могла часами так лежать и ничего не делать, кроме как капаться в голове до тех пор, пока не постучит кто-то в дверь, или Аннет не занесётся как фурия в спальню с кучей идей и расписанием на каждый день. Она любитель расписать всё наперёд, а я спонтанный человек – сторонник неожиданностей. Вот она и прибегала к разным уловкам, подбивала меня на то, что дисциплина не грех и собранные люди деловиты и успешны, а расхлябанные так и мечутся всю жизнь в материальном и моральном недостатке.

Я сползла с кровати и спустилась вниз к входной двери. Кто-то упрямо стучал и не собирался уходить. Меня насторожила эта настойчивость. Обычно так ломятся в дверь, когда что-то крайне важное, но что могло привести кого-то в этот прекрасный солнечный день к нам на отшиб. Я пожала плечами и выглянула из двери, щурившись на солнце. На пороге стоял молодой симпатичный посыльный с конвертом в руке. Он велел расписаться и вручил мне письмо.

М-р Балимор спешил мне сообщить, что Душка заболел, и прошло уже пол дня, а ему не становится лучше. Видно, что писал он быстро, встревоженно, местами невнятно, пропуская буквы в словах. Тон письма был напряжённый и пугающий. Хорошо, что посыльный ещё не отчалил и, войдя в моё безысходное положение, по-человечески согласился подбросить меня к школе верховой езды. Я выскочила в чём была, набросив плащ поверх ночной рубашки. Мы мчались окольными путями, объезжая центр города, который в это время дня был перегружен и людьми, и транспортом. Туда стекались и туристы, и приезжие, а главные дороги пролегали через город, но добраться с одного конца в другой быстро без пробок не представлялось возможным, и мы были вынуждены делать лишний круг, чтобы не застрять в удушливой зажатой обстановке в полдень.

Поездка заняла дольше обычного, но всё же лучше ехать, нежели стоять. Я с натянутой улыбкой поблагодарила извозчика и вежливо откланялась, как только он меня высадил у железной кованной калитки, сквозь которую просматривалась вытоптанная дорожка, ведущая к конюшне через задний вход. Голова была тяжёлой и чумной, встревоженная мыслью, как там Душка, жив ли он. Меня ни на секунду не покидали слова м-ра Балимора. В письме он был обеспокоен состоянием лошади и даже намекал на непредвиденный исход, словно заранее хотел подготовить меня к самому худшему.

Я поспешила к деревянному павильону, где меня встретил м-р Балимор. Он был по-прежнему взволнован и выглядел уставшим, а бледный цвет лица говорил о том, что дела были плохи.

– Что случилось? Где он? – дрожащим голосом спросила я и тревожно забегала глазами по конюшне.

– Не волнуйтесь. С ним врачи, – ответил м-р Балимор и тяжело вздохнул.