Король цирка

Миклош схватил Виктора за руку:

— Смотри, это же наши кибитки!

— Да нет, — отмахнулся Виктор. — Все эти кибитки похожи одна на другую, как братья-близнецы.

Цезарь Барберри удивленно покрутил головой, не веря своим глазам. А клоун Густав с воодушевлением возгласил:

— Есть все-таки на свете Бог, который не оставит в беде несчастных бездомных артистов! Теперь мы можем отправиться хоть на край света, кибитки — это для нас самое главное!

Мотий забрался по приставной лесенке в одну из кибиток и начал по одной выбрасывать оттуда беспорядочно сваленные в кучу вещи: трапеции, канаты, ширмы, конскую сбрую… В другой кибитке, куда уже по-хозяйски заглянул Барберри, обнаружились и шесты, и парусиновый шатер, и даже маленькая керосиновая плитка.

— Представляю, как обрадуется Мари-Мари! — пробормотал он.

А на свет появлялись все новые и новые сокровища: коврики, шелковые трико, медные тарелки, два больших барабана…

Прямо в руки Густаву вылетел белый клоунский колпак, который он тут же надел на голову и больше не снимал.

Теперь оставалось самое трудное: договориться о цене. Ушлый армянин сразу заметил, как обрадовались артисты, внезапно обретя столь необходимый им реквизит, и тут же заломил немыслимую цену.

Директор цирка, услышав, во что ему обойдется эта сделка, чуть не грохнулся в обморок.

— Таких цен не бывает нигде в мире! — с трудом вымолвил он, задыхаясь от возмущения.

А Пал Чайко, уже ни на шаг не отходивший от своих соотечественников, поднес к носу армянина свой огромный кулак и воскликнул:

— Ах ты, разбойник! Ты и так самый богатый человек в Дураццо! И тебе все еще мало?..

Однако с Мотием можно было договориться. Поторговавшись немного, он согласился на половину названной суммы, а чуть погодя удовлетворился и четвертью.

— А я-то считал себя состоятельным человеком, — вздохнул директор цирка, запихивая обратно в карман изрядно похудевший кошелек. — Да при таких расходах мы скоро совсем обнищаем!..

— Ничего страшного! — хлопнул его по плечу Густав. — Главное, что мы снова можем заниматься своим делом и хоть сейчас отправиться в путь.

— А давайте двинем в Салоники[26]! — предложил Пал Чайко. — Я там побывал однажды. Это самое красивое место на земле после нашего Римасомбата.

Обе кибитки тотчас выкатили в первый двор. Мари-Мари принесла вязанку дров и растопила плиту.

Увидев вьющийся над трубой дымок, Цезарь Барберри прослезился и, обняв Густава, растроганно пробормотал:

— Ты прав, дружище! Для странствующих артистов ничего не может быть лучше, чем своя крыша над головой. За это никаких денег не жалко!

Старый клоун подбросил в воздух свой колпак.

— А теперь пойдем в типографию — заказывать афиши. Труппа Барберри снова начинает гастроли!

Из трубы струился легкий прозрачный дымок, а большая пестрая кошка, благодушно мурлыкая, прохаживалась вокруг кибиток.

Глава девятая, в которой наши герои отправляются навстречу приключениям, рассчитывая вернуться обратно сказочно богатыми

Цирковой шатер установили на базарной площади. Пока Миклош и господин Густав устанавливали шесты и закрепляли трапеции, Виктор с Громобоем Ивановичем обошли весь город и почти на каждом углу наклеили ярко-красные афиши, огромными буквами извещавшие почтеннейшую публику о программе циркового представления. Заключительным номером должна была идти блестяще задуманная господином Барберри пантомима с бенгальскими огнями и ружейной пальбой. И название этой пантомимы звучало весьма многообещающе: «Сцены македонской битвы».

Пал Чайко, прочитав афишу, удовлетворенно кивнул.

— Славненько будет! — сказал он. — На этих ярмарках уже достаточно повидали самых знаменитых воздушных гимнастов и канатоходцев. Но настоящих македонских сражений тут еще не было, поскольку они происходят только в горах. Каждый житель Дураццо, у кого руки-ноги на месте, явится на это представление как миленький. Лишь бы сама пьеска не подкачала.

— Положись на меня, Пали, — отвечал господин Барберри, с самого утра занимавшийся постановкой этой пантомимы.

Армянин Мотий повел их обоих на задний двор и открыл дверь склада, доверху набитого самой разной одеждой. Чего там только не было: турецкая военная форма, болгарские, сербские, македонские, албанские национальные костюмы. Барберри и Пал Чайко отобрали там целую кучу старой одежды.

Затем армянин повел их на другой склад, где штабелями стояло старинное и новое оружие. Тут было столько ружей, сабель и кинжалов, будто Мотий собирался вооружить целую армию.

— У меня есть все, что должно быть у хорошего купца, — с гордостью приговаривал армянин. — Вот в прошлом году одна горная банда захватила маленькую турецкую пушечку. Привезли ее к Мотию, который тут же отвалил за нее столько, сколько она весила.

— А на кой ляд тебе пушка? — спросил Пал Чайко.

Армянин усмехнулся в свою черную бороду.