Король цирка

Село оказалось совсем недалеко. Наполовину деревянные, наполовину каменные лачуги лепились на горном склоне, словно ласточкины гнезда. Ни заборов, ни дворов не было и в помине. Цепные псы, скалясь, как голодные волки, рвались из своих будок. На их лай из хижин выскакивали вооруженные люди. Отчаянно галдя и жестикулируя, они спрашивали, что тут происходит, после чего апатично возвращались в свои лачуги.

— Ты знаешь, — прошептал бывший матрос на ухо Виктору, — мне кажется, мы попали в разбойничье село.

— Из чего ты это заключил? — спросил Виктор.

— Из того, что тут нигде не видно домашнего скота. А ведь чем-то же эти люди питаются, живут за счет чего-то. В Македонии и Албании полно таких сел. Если обнаруживается, что у сельского жителя нет домашнего скота, турецкие жандармы уже не сомневаются: это разбойник.

— Может, ты и прав, — пробормотал Виктор. — Во всяком случае, доверия они не вызывают. По виду — отъявленные головорезы. Как бы нам унести отсюда ноги?..

Тем временем за новоприбывшими увязалась целая стайка чумазых ребятишек, одетых в грязные лохмотья. Они бежали следом и пытались забраться в кибитки.

— Дети героев борьбы за независимость, — усмехнулся Миклош.

— Все эти герои борьбы за независимость — в основном разбойничьи атаманы, — пояснил Пал Чайко. — Они более храбрые и необузданные, чем остальные, а потому и герои. Их банды совершают набеги даже на греческие территории. Пока им хватает награбленного, они сидят у себя в горах и отсюда ведут самые настоящие войны с жандармами и правительственной армией. А если кого-нибудь из этих разбойников вешают, они тут же провозглашают, что он пал жертвой борьбы за независимость, хотя это всего лишь возмездие за его преступления.

Суровые горцы довели их до сельской площади, окруженной могучими ветвистыми дубами. Под деревьями стоял длинный дощатый стол, за которым сидели вооруженные седобородые люди. Обладатель самой длинной бороды восседал во главе стола.

— Подойдите к воеводе Приздену и попросите прощения за то, что вторглись на наши земли, — приказал один из сопровождающих.

Пал Чайко выступил вперед и произнес подобающие слова, выразив также свое почтение многоуважаемому воеводе. Тот внимательно выслушал его, махнул рукой сопровождающей артистов троице и закрыл глаза, словно погрузившись в сон.

Все трое рьяно взялись за дело. Сначала обыскали всех членов труппы, затем тщательно исследовали содержимое кибиток. После чего доложили, что ничего интересующего их не нашли.

— Вы что же, путешествуете без денег? — досадливо спросил воевода.

— Мы бедные странствующие комедианты, ваше благородие, — подобострастно отозвался бывший матрос.

— Ладно, — кивнул воевода. — Чуть позже мы к этому еще вернемся. А сейчас нам со старейшинами предстоит принять решение по очень важному вопросу.

Артистов заперли в кибитке, и совещание, прерванное их появлением, продолжилось. Дело действительно было очень серьезное. Пал Чайко, сгорая от любопытства, отыскал в дощатой стенке кибитки подходящую щель, через которую мог следить за всем происходящим.

Речь шла о том, что троих членов шайки заподозрили в предательстве. Поводом для этого послужило не очень удачное нападение на купцов, направлявшихся со своим товаром на ярмарку в Монастир. Кто-то предупредил их о готовящейся вылазке, и все они оказались вооружены. Да еще в самый решающий момент откуда ни возьмись появился отряд турецких солдат. Потеряв несколько человек убитыми, банда отступила в горы. В предательстве обвинили трех албанцев, которых и раньше подозревали в том, что они являются тайными агентами турецкого наместника — паши Халмия.

— Приведите их! — сонным голосом приказал воевода.

Из ближайшей хибары вывели троих со связанными руками. Они не ждали от этого судилища ничего хорошего, и лица их покрывала смертельная бледность.

Воевода смерил всех троих равнодушным взглядом, после чего обратился к старейшинам:

— Собственно говоря, почтеннейшие, осталось только решить, заслуживают ли эти грешники веревки как презренные преступники или пули как солдаты вражеской армии.

— Пощадите! Я невиновен! — крикнул один из приговоренных.

Воевода лениво махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Давайте держать совет, почтеннейшие!

Старцы немного пошептались, а затем дружно закивали головами. Воевода погладил свою окладистую бороду и обратился к осужденным:

— Вы будете повешены еще до захода солнца.

— Пощадите! — снова крикнул один из этих несчастных. Но их уже схватили и увели обратно в хижину.

— А теперь давайте глянем на нашего пленного чужеземца! — возгласил воевода, и при этом в его глазах появился хищный блеск, а всю сонливость как рукой сняло.

Вооруженные стражи направились к другой хибаре и вывели оттуда по-европейски одетого белокурого мужчину в очках, со страдальческим выражением на лице.