Король утра, королева дня

Это был момент, когда в любом другом настроении и при любых других обстоятельствах Энья сделалась бы красновато-коричневой, как ее первая пара туфель: Джейпи Кинселла с его пробирающими до костей остротами. Она знала, что он хочет что-то сказать. Она бросила на него многозначительный взгляд, собирая разрозненные фрагменты своей личности в три картонные коробки. Две кружки, три точилки для карандашей (одна с Гарфилдом, одна стандартная алюминиевая, одна в виде черноклювой гагары), ручки, деловые блокноты, «ртутные лабиринты» и прочие головоломки в стиле закати-шарик-в-лунку, кубик Рубика, смазанный вазелином для сборки на скорость, набор порнографических чашечек для саке с шариками на дне, которые, оказываясь погруженными в саке, магическим образом демонстрировали пары, занятые оральным непотребством, шарик из алюминиевой фольги размером с кулак, плеер «Уолкперсон», три комплекта испорченных батареек, истекающих ядовитым оранжевым гноем, кассета с «Мейстерзингерами» [155], которую она считала потерянной навеки, томик с избранными рассказами Д. Г. Лоуренса, пара колготок, упаковки тампонов и салфеток, свечи, иконки, кусочки причудливого синего фарфора, подвесная игрушка с исчезающими видами летучих мышей всего мира, водяной пистолет, настольный органайзер, вазочки для карандашей, ассорти из шеффлеры, гипоэстеса и карликового фикуса, свизл-стик [156] из чистого золота, недоеденная плитка шоколада (темного), несколько картонных папок с различными бумагами, просроченная наклейка, свидетельствующая об уплате дорожного налога, грозное письмо из налоговой инспекции, уведомление из компании по кредитным картам, сообщение из «Ридерз дайджест» о том, что она, возможно, выиграла смехотворную сумму, кассета с Così fan tutte [157], которую она также считала утраченной, пара туфель на высоком каблуке для особых случаев, упаковка парацетамола, капли в нос, антигистаминное, фруктоза в таблетках, пластиковая собачья какашка, открытки с днем рождения, Рождеством, пожеланиями выздоравливать и поскорее вливаться в коллектив на новой работе.

Она протягивает руку Джейпи. Смотреть ему в лицо не может.

– Что ж, Джейпи, прощай. Мне было приятно с тобой познакомиться, но все однажды заканчивается. Всего хорошего.

– Блин, Энья, она не должна была тебя увольнять…

– Она и не уволила. Я сама ушла.

– Прекрасный жест, Энья, благородный жест, но чем же ты теперь будешь заниматься?

– Одному Богу ведомо, Джейпи. И больше никому. Не рекламой. Федра разнесет весть по всему городу. Кинселла, вот что я тебе скажу: если твою голову хоть однажды посещала творческая мысль, если ты хоть на минуту алкал оригинальности, свежести, креативности и гениальности, если в твоей душе имеется хоть крупица понимания сути искусства, ты тоже уволишься, потому что это место – смерть творчеству. Смерть, Джейпи. Смерть.

Затем она гордо выходит из Стеклянного Зверинца с тремя сложенными друг на друга картонными коробками в руках, и в каждом кубикле ей вслед поворачиваются головы, а она никого не узнает.

Автоматический шлагбаум на выезде с автостоянки QHPSL проглатывает ее карту и вознаграждает сообщением ПРОПУСК АННУЛИРОВАН.

Она слишком зла, чтобы остаться дома, слишком зла для всего, что обычно ее успокаивает: музыки, ванны и виски, гимнастики, упражнений с мечом в додзё, прогулки в саду, беседы с мистером Антробусом. Она хочет увести свой гнев в город, водить его по улицам, как пантеру на цепи. Она хочет, чтобы люди видели ее гнев, слышали, как потрескивает воздух, когда она проходит мимо, чувствовали его жар на лице и руках.

Она не была в кофейне в центре города со студенческих времен. Тогда это было место мечтаний, планов и идей, попыток что-то начать. Вот почему ее опять тянет к его обшитым панелями из красного дерева стенам, свистящим винтажным кофейникам из латуни и закопченным витражам. Церковь для агностиков. В кофейне яблоку негде упасть; вслед за подносами волочатся фрагменты чужих линий жизни, ненадолго переплетаясь с ее собственной. Миниатюрная, похожая на птичку дама с английским акцентом спрашивает, не возражает ли она, если дама и ее друзья разделят ее столик. Они приехали на день с севера, где живут друзья, которых она навещает. Ей очень нравится город Эньи. Она думает, это волшебное место. Она ждет друга? Энья говорит, что нет, у нее нет друзей. Яркая, похожая на птичку дама не может поверить, что у нее нет друзей. Энья говорит, что друзья – хрупкие вещи, они существуют как иллюзорные порождения атмосферы, обстановки и освещения; та-дам! – она щелкает пальцами. – И того, кого ты считала своим лучшим другом, нет как нет.

В небе не одна звезда, а много, говорит похожая на птичку дама и улыбается, как будто они с Эньей – две участницы сногсшибательного и дерзкого заговора.