Король утра, королева дня

– «Воздвигнут в память о генерал-майоре Роберте Джоне Россе, которому во время войны с колониями в 1814 году поистине удалось захватить и сжечь Белый дом, но сперва он угостился президентским обедом, еще не успевшим остыть на столе, и освободил президентский винный погреб. По-видимому, в меню была перепелка», – прочитал, ворча и пыхтя, Тиресий выгравированную на камне надпись, одновременно снимая ботинки; сначала левый, затем правый. – Ох и ах, Гого; простые удовольствия, они пробирают до глубины души. Ох… ах…

Гонзага подобрал пару каменных осколков, отвалившихся от заявки Роберта Джона Росса на бессмертие, внимательно осмотрел и швырнул через плечо. Тиресий достал из жилетного кармана пару квадратных очков с толстыми стеклами. Внутри линз переливалось и вихрилось арлекинское многоцветье. Бродяга аккуратно нацепил проволочные дужки на свои уши в золотушных язвах и продолжил:

– Сдается мне, Гого, настало время для краткой разведки, после которой мы вкусим непревзойденный чай «Эрл Грей», славящийся своими чудесными тонизирующими свойствами.

– Скофу? Лезу?

– Пожалуйста, немного терпения, пока мои старые усталые органы зрения приноровятся… Да, кое-что есть. Течение миф-линии довольно точно повторяет геоморфологический ландшафт. Очевидно, здесь не было никаких человеческих поселений и мифической активности до того, как пейзаж стабилизировался после ледникового периода. Я различаю беспорядочное скопление мелких узлов вдоль речной долины, и, похоже, вдоль береговой линии имеется октава истлевших миф-отголосков. Место, которое мы попираем своими непревзойденными ходулями, представляет собой фокусную точку одного такого старого, угасающего отголоска – скорее всего, времен раннего каменного века, когда здесь располагалось некое поселение. Ужасный беспорядок. Я пытаюсь отделить мажорные октавы от минорных обертонов. Да… да, вот и они. Посмотри вон туда, Гого. Видишь?

Гонзага присел на корточки и, прищурившись, взглянул в нужную сторону. Дрожащий указательный палец Тиресия был устремлен на невысокую гору с плоской вершиной на краю массива, образующего открыточный фон для деревни в долине.

– Йоорвыдх лезу?

– Главный хордовый узел. Прямо в высшей точке, – подтвердил старик. Он снял квадратные очки с внушительного шнобеля, любовно завернул в пергамент и возвратил в карман у самого сердца. – Любезный товарищ, как насчет той давно обещанной чашечки жидкого нектара? Завтра будет вдосталь времени для предначертанных дел. Нынче же отдохнем, восстановим силы, разомлеем и вкусим блаженства в деревне Ростревор. – Засаленные пряди, целую вечность не видавшие гребня, всколыхнулись, когда он кивнул на тучи, рвущиеся под тяжестью собственного дождя. Вечерний свет разбавленной охрой заструился по склонам гор и залил деревню. – Видишь, дорогой Гого, стихии и те соизволили нам улыбнуться.

– Дадьтцав лимь в упит, тоэ амв ен уштик, – проворчал Гонзага и, подняв из травы выброшенную кем-то крышечку от бутылки красного лимонада «Кантрел и Кокрейн», сунул находку в карман. Достал из нагрудного патронташа металлический цилиндрик, открыл и высыпал несколько крупиц черного чая в железный котелок, болтавшийся до того на его поясе. – Евдрзаи оксрёт. У ямен инго тябло.

2

Кабаньи копыта, кабаньи рыла: стадо громадных кабаняр прискакало с трясин Маллингара и Килдэра на денек и заполнило свободные стулья, шлепаясь вокруг столов, как жирная ветчина, безжалостно втиснутая в апоплексически тесную твидовую куртку и штаны из чертовой кожи. Кабаняры неизменно сидели так далеко от своих женщин, как только позволяла геометрия помещения. Бросив взгляд на эти пирожки с салом, завернутые в ткани с цветочками, на щеки оттенка телятины в консервном узилище, вряд ли кто упрекнул бы любого кабаняру за желание предельно увеличить дистанцию между собственной персоной и дражайшей супружницей. Отчего у ирландских женщин так быстро отрастает внушительная моногрудь и прилагаемый к оной монозад? И каков секрет туалетной воды «Жена фермера», чей своеобразный букет – пьянящая смесь выделений перезрелого возраста и жира, разогретого сжатием до точки спонтанного возгорания, – они источают?

Джессика всей душой ненавидела вторники, когда влекомые жаждой покупок, колышущиеся орды краснощеких сельчан вываливались на платформы вокзалов Конноли и Пирс и неслись, словно стада призовых особей ландрасской породы, к блистающим свинарникам «Клерис», «Браун-Томас» и «Суитцерс». Наблюдая, как клиенты, подергивая брылями, пережевывают очередной шматок мясца с овощами, она представляла себе, что в каждой голове с поросячьими глазками бесконечно повторяется песенка: «Ням-ням, свиной задок, картошечка да капустный листок; ням-ням, свиной задок, картошечка да капустный листок…»