Король в жёлтом

В воздухе витал сладостный цветочный аромат, повсюду купались голуби, разбрызгивая воду своими радужно-серыми крыльями, то прижимаясь шейками к краю бассейна, то исчезая в водяных искрах. Тут же плескались воробьи, с громким щебетом смачивая пропыленные перья в прозрачных лужах. Под платанами вокруг пруда напротив фонтана Марии Медичи вразвалку бродили утки, щипали траву и неуклюже спускались к воде, чтобы отправиться в очередное бесцельное плаванье. По белым флоксам медленно ползали бабочки с отяжелевшими от росы крыльями, выбирая солнечные места, чтобы обсушиться. Вокруг гелиотропов суетились пчелы, рядом со скамейкой сидела пара серых мух с красными выпученными глазами, они чинно грелись на солнце, вдруг принимались гоняться друг за другом, а потом усаживались на место и усердно потирали лапки. Часовые стояли на посту, терпеливо дожидаясь смены, и наконец она явилась – послышались ритмичные шаги по гравию, защелкали штыки, и освобожденные караульщики отправились на заслуженный отдых. С часовой башни дворца донесся мягкий перезвон, и ему вторил тяжелый колокол церкви Сен-Сюльпис. Гастингс мечтательно задумался, сидя в тени бога, и пока он размышлял, кто-то подошел и уселся рядом с ним. Сначала молодой человек даже не поднял головы.

Только когда она заговорила, он вскочил:

– Это вы! В такой час?

– Мне было не по себе, я не могла уснуть, – и добавила тихим счастливым голосом: – Это вы! И в такой час….

– Я… я спал, но солнце разбудило меня.

– Я не могла уснуть, – сказала она, и на мгновение в ее глазах мелькнула неясная тень. А потом, улыбаясь, она добавила: – Я так рада… Так и знала, что вы придете. Не смейтесь, я верю в сны…

– Вам снилось, что я… буду здесь?

– Мне кажется, это был не сон, – призналась она.

Какое-то время они молчали вдвоем, наслаждаясь счастьем быть вместе. Их молчание было красноречивым, они только смотрели друг на друга и улыбались, слова здесь были излишними. В их речах не было и тени глубокомыслия. Самое серьезное, что Гастингс сумел сказать, имело прямое отношение к завтраку.

– Я еще не пила шоколад, – призналась она. – Однако вы практичны.

– Валентина, – пылко сказал он, – прошу вас, сегодня… проведите этот день только со мной.

– О боже! – улыбнулась она. – Он не просто практичный, он еще и эгоист.

– Я не эгоист, я только голоден, – сказал он, глядя на нее.

– Он еще и прожорливый, о боже!

– Вы согласны, Валентина?

– Не знаю, как же мой шоколад…

– Возьмите меня с собой…

– Но завтрак…

– Давайте позавтракаем в Сен-Клу.

– Но я не могу…

– Вместе, весь день, весь день напролет, прошу вас, Валентина!

Она молчала.

– Хорошо. Но только на этот раз.

И снова неясная тень мелькнула в ее глазах. Она вздохнула:

– Вместе, но только на этот раз.

– Весь день? – сказал он, все еще сомневаясь в своем счастье.

– Целый день, – улыбнулась она, – я так голодна!

Он, совершенно околдованный, засмеялся.

– Какая практичная молодая леди.

На бульваре Сен-Мишель есть уютная лавочка, снаружи выкрашенная в бело-голубой цвет, а внутри опрятная и вычищенная до белизны. Рыжеволосая молодая продавщица-француженка улыбнулась им, когда они вошли, бросила свежую салфетку на столик для двоих, поставила перед ними две чашки шоколада и корзинку с хрустящими свежими круассанами. На каждом кусочке масла был вытиснен трилистник, и казалось, оно было пропитано травяными ароматами нормандских пастбищ.

– Как вкусно! – сказали они в один голос и рассмеялись над совпадением.

– Мысли сходятся… – начал он.

Щеки у нее порозовели.

– Я бы еще съела круассан.

– Я тоже, – торжествующе сказал он. – Я же сказал, сходятся…

Потом они поссорились. Она обвиняла его, что он ведет себя как непослушный ребенок, а он отрицал это и выдвигал встречные обвинения. Глядя на них, продавщица тихонько смеялась. Последний круассан они съели под флагом перемирия. Затем они поднялись, Валентина взяла Гастингса под руку, весело кивнув продавщице. Та крикнула им в ответ: «Bonjour, madame! bonjour, monsieur!» и смотрела через окошко, как они ловят подъезжающий кэб и уезжают. «Ах, такие красивые… – вздохнула продавщица и добавила: – Не знаю, женаты ли они, но ma foi ils ont bien l'air[72]».

Кэб обогнул улицу Медичи, свернул на улицу Вожирар, проехал до перекрестка с улицей де Ренн, и покатился по ней до вокзала Монпарнас. Они как раз успели заскочить в поезд, когда над сводами здания прозвенел третий звонок. Кондуктор захлопнул дверь их купе, раздался свисток, завизжал локомотив, и длинный поезд заскользил по рельсам все дальше от станции, все быстрее и быстрее понесся к утреннему солнцу. В лицо им дул свежий летний ветер из открытого окна, и мягкие волосы плясали на лбу девушки.

– Это купе принадлежит только нам двоим, – сказал Гастингс.