Все разошлись, оставив в комнате шестерку Главных конструкторов. Нужно было определить председателя Совета Главных. В Москве им становился тот, в чьем кабинете происходило совещание. Если главным вопросом были двигатели, собирались у Глушко, если радиосистемы – у Рязанского. Но тут, на полигоне, никто не имел территориального преимущества. Королев и Глушко, как главные «герои» конфликта, председательствовать не могли. Пилюгин сослался на нездоровье – у него обострился диабет. Рязанского отвел Глушко: «Михаил Сергеевич, разумеется, будет поддерживать Сергея Павловича!..» Кузнецов взял самоотвод, заявив, что он судья хреновый и вообще вся эта затея ему не по душе. Председателем Совета стал Бармин. Они дружили с Глушко, но надо признать, что Владимир Павлович на этот раз был максимально объективен.
– Итак, – сказал он, – давайте спокойно разберемся, что мы будем делать с «семеркой»...
– Думаю, что никакого «спокойного» обсуждения у нас не получится, – в особом негромком, но хорошо известном всем присутствующим тоне приглушенного клокотания начал Королев. – Я уже неоднократно высказывал претензии к Валентину Петровичу. Не к его двигателям, а к нему самому. Я не мирился и не смогу смириться с его менторским тоном, с постоянным желанием выделить свою работу из общей нашей работы и отстраниться от общих неудач. Откуда это зазнайство, непререкаемое убеждение, что он один работает хорошо, а все другие только и думают, как бы ему навредить?!
– Я не готов к этому разговору, – тихо, тем самым, не то чтобы менторским, а отрешенным, холодно констатирующим тоном, который так бесил Королева, заговорил Глушко, угадав паузу. – Следовало бы поднять все протоколы испытаний по всем изделиям и посмотреть, по чьей вине мы терпели неудачи. Считаю в корне неверным все попытки размазывать ответственность на всех нас. И все знают, что ракеты гибнут чаще всего по вине Королева. Так было и с Р-1, и с Р-2, и с Р-5.
– Да пойми же, наконец, что нет «ракет Королева», а есть наши ракеты! – взорвался Королев. – Наши! С твоими двигателями, с его приборами! Пойми, что порочен сам твой принцип подхода к делу! Ракета может не улететь из-за поломки вот его старта, из-за прогара твоего двигателя, из-за поломки его прибора, или моего клапана, но всякий раз не улетает наша ракета! И мы все за это должны быть в ответе!
– Думаю, вся эта затея ни к чему не приведет, – задумчиво сказал Бармин. – Вы оба виноваты и оба неисправимы. И примирить вас я не берусь...
Трудно сказать, но, возможно, этот конфликт в Тюратаме летом 1957 года положил начало многолетнему и, увы, бесплодному спору Сергея Павловича Королева и Валентина Петровича Глушко, когда личная неприязнь перешла на дело, и дело от этого год от года все больше и больше страдало.
Почему-то всегда осуждается перенос личных взаимоотношений на рабочие. А разве может его не быть? Тем более, у людей, нерасторжимо сплавивших свою личность со своей работой, не существующих порознь. Этот конфликт непременно должен был обозначиться рано или поздно. Аварийные пуски «семерки» лишь ускорили процесс его вызревания.
Владимир Павлович Бармин
Ракета «Восход» на старте
55
Нет ничего проще, чем решенная проблема.
Нет ничего проще, чем решенная проблема.
Блез ПаскальВсеми философами и большими, и совсем маленькими, да и просто пытливыми наблюдателями человеческих судеб неоднократно уже отмечалось, что жизнь – полосата: на смену ненастью приходит вёдро, а на смену огорчениям – радости. Начало трудного лета 1957 года в жизни Сергея Павловича Королева можно смело рисовать одной черной краской, но при внимательном рассмотрении и там отыщутся светлые полоски.