Королева

Всем передавалась радость молодой пары, двух любящих и понимающих друг друга людей. При этом венчающиеся демонстрировали, как выразился архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс, “совершенно неподдельное” (136) почтение к тысячелетним традициям монархии. Стоя у алтаря в алой с золотом форме почетного полковника Ирландской гвардии, Уильям шепнул Кейт: “Ты прекрасна” (137). Она действительно была прекрасна в простом, но изысканном платье с кружевом ручной работы на лифе и рукавах, под невесомой вуалью с изящной бриллиантовой диадемой “Гало”, одолженной королевой. Выезжая из аббатства в Парадном ландо 1902 года, Кэтрин спросила: “Ты счастлив?” – “Да, – ответил Уильям. – Это просто чудо. Я горжусь, что ты стала моей женой” (138).

Королева тоже назвала венчание “чудесным” (139). В ярко-желтом пальто и шляпке в тон она одобрительно, однако сдержанно наблюдала за церемонией из переднего ряда, восседая вместе с принцем Филиппом на деревянных позолоченных креслах с алыми шелковыми подушками. Жених с невестой уверенно держались под прицелом сорока телекамер, передающих каждый их жест и слово двум-трем миллиардам зрителей в ста восьмидесяти странах мира. Это не считая четырехсот миллионов пользователей Интернета (140), оставляющих по двести тридцать семь сообщений в твиттере в секунду (141).

Свадебная церемония получилась абсолютно британской, англиканской, и наглядно продемонстрировала роль королевской семьи как хранительницы высоких патриотических чувств, давая стране возможность “сплотиться, забыв о розни и политических разногласиях” (142), – писала “The Times”. Вопреки экономическому кризису и пессимистичным настроениям “солнца, смеха и веселья хватало на всех”.

Если 2002 год стал поворотным для королевы, то 2011-й – для монархии. У института, “который помог сплотить страну” и “породил невероятных личностей”, появилась, как назвал молодую пару Дэвид Камерон, “команда будущего” (143). Прямых упоминаний о Диане в аббатстве не прозвучало, однако ее незримое присутствие все равно ощущалось – из-за церковного гимна, исполненного на ее похоронах в этих же стенах, из-за воспоминаний о том, как стойко держался в тот день Уильям. Четырнадцать лет спустя он обрел счастье и закрыл эту мучительную главу своего прошлого.

Королева тоже сияла, выйдя на шесть минут на балкон Букингемского дворца вместе с молодоженами, которые поцеловались два раза под ликующий гул толпы вокруг памятника Виктории. Елизавета II скромно держалась в тени, но, когда настало время уходить, именно она увела с балкона Виндзоров и Миддлтонов. Как и в аббатстве, в просторных парадных покоях атмосфера царила на удивление домашняя, далекая от помпезности, и даже во флористических композициях присутствовали простые шотландские нарциссы и лесные первоцветы (144). “Прием был роскошным, – свидетельствовал писатель Саймон Себаг-Монтефиоре, – однако непринужденностью, уютом и весельем он не уступал традиционной британской семейной свадьбе” (145).

Мало кто замечал, что королева только-только выздоравливает после простуды, которая одолела ее в начале недели. В числе знавших был Джон Ки, премьер-министр Новой Зеландии. Во время визита в Виндзорский замок (146) двумя днями ранее он подарил ее величеству банку новозеландского меда из мануки, известного своими лечебными свойствами. Об этой заботе королева рассказала (147) некоторым гостям на приеме. В Новой Зеландии популярность Уильяма и Кэтрин вызвала внушительную волну поддержки монархии. Свадебную церемонию посмотрело более половины взрослого населения страны (148), и лишь 33% новозеландцев, согласно новому опросу, выступали за смену режима – по сравнению с 58% в 2005 году.

На приеме королева публичных заявлений не делала, зато выступили с кафедры в Картинной галерее оба будущих короля. Чарльз, которому “посчастливилось обрести дочь, составляющую идеальную пару сыну” (149), поддразнил Уильяма насчет наследственной проплешины и выразил надежду, что тот позаботится о нем в старости. Хотя “столкнуть кресло-каталку с обрыва” (150) его старший тоже горазд, пошутил принц Уэльский. Уильям назвал “миссис Уэльскую” “замечательной женщиной”, от которой он “без ума”. Затем поблагодарил бабушку и деда за то, что “отдали на растерзание свой дом” (151), и отдельно бабушку, которая несколько недель перед свадьбой “выдерживала шквал телефонных звонков и дурацких вопросов” (152).