– Прекрасно себя чувствовал, когда я последний раз говорил с ним, – сказал Альбигони. Зачинщик всего этого казался спокойным, центром миролюбивого замысла, вокруг которого, видел Мартин, он будет вращаться, электрон при ядре-издателе. Не важно. Для чего вообще он здесь? Все готово; они вполне могли бы обойтись своими силами.
– Что ж, тогда давайте посмотрим на него, – сказал Мартин, подвигая третье кресло так, чтобы из него было удобно смотреть на главный экран. Ласкаль сидел на столе позади них. Кэрол открыла панель управления в подлокотнике кресла и активировала экран.
– Первую палату, пожалуйста, – сказала она.
Голдсмит ссутулясь сидел на краю аккуратно застеленной кровати, держа перед собой на уровне колен книгу. Черные волосы взъерошены одежда помята но лицо безмятежно. Мартин обстоятельно изучил это лицо, отметил сонные глаза с набрякшими веками, волевые складки возле носа и рта, спокойные движения глаз, полностью сосредоточенных на книге.
– Что это за книга? – спросил Мартин.
– Коран, – сказал Альбигони. – Специальное издание, выпущенное мною пятнадцать лет назад. Когда он пришел ко мне, у него с собой не было ничего, кроме этой книги.
Мартин глянул через плечо на Ласкаля.
– Он все время читал ее?
– То да, то нет, – сказал Ласкаль. – Назвал ее «религией рабовладельцев». Сказал, что если его ждет тюрьма, то следует изучить менталитет надсмотрщиков.
– Мусульмане славились своими набегами за рабами, – сказала Кэрол.
– Знаю, – сказал Мартин. – Но ведь он не мусульманин, не так ли? В его досье ничего такого нет.
– Он не мусульманин, – сказал Альбигони. – И не приверженец ни одной из официальных религий, насколько мне известно. Несколько лет назад он увлекался вуду, но не всерьез. Посещал в Лос-Анджелесе магазин с ритуальной атрибутикой, но, по-моему, скорее ради исследования, чем по духовной потребности.
Двое из пациентов ИПИ родились в исламской вере. Их Страны были неприятными и тревожащими, интереснейшими с исследовательской точки зрения и стоили не тех трех-четырех статей, которые он о них написал, а тридцати или сорока, но самому Мартину пришлись не по вкусу. Он надеялся, что сможет научить исламских исследователей обращаться с этой
– Он кажется более спокойным, чем я, – сказал Мартин.
– Он готов ко всему, – сказал Альбигони. – Если я войду туда сейчас с пистолетом или «адским венцом», он радушно встретит меня.
– Массовый убийца в роли святого мученика, – сказала Кэрол. Она едва заметно заговорщицки улыбнулась Мартину, как бы говоря: «Прекрасная задача, нет?»
Ответная улыбка Мартина вспыхнула и погасла. Живот у него подвело. Вовсе не все равно, с тобой играют в Фауста или ты играешь. Он собирался ступить за эту черту.
Кожа рук Голдсмита была словно лайковой, пальцы держали книгу некрепко. Чистые. Никакой крови.
Мартин встал.
– Пора приступать к работе. Кэрол, давай встретимся с нашей четверкой и составим план на ближайшие несколько дней.
Альбигони посмотрел на него с некоторым удивлением.
– Мы не кидаемся сразу что-то делать, господин Альбигони, – сказал Мартин, с удовольствием видя на лице благодетеля что-то помимо спокойного ожидания. – Мы составляем план, готовимся, репетируем. Надеюсь, вы выделили нам достаточно времени.
– Столько, сколько вам нужно, – сказал Ласкаль.
Мартин коротко кивнул и взял Кэрол за руку.
– Господа, прошу извинить нас. – Они вместе вышли из комнаты. Мартин неодобрительно покачал головой, когда они прошли мимо охранников по коридору к комнате обеспечения и контроля.
– Жаль, что нельзя их всех выгнать, – сказал он.
– Они оплачивают счет, – напомнила Кэрол.
– Да спасет нас всех Господь.
37