Королева ангелов

Когда он дочитал последние абзацы, его объяли печаль и чувство утраты, превосходящие весь меланхолический ужас рукописи. Он написал новое – и написал хорошо, и стал центром этого круга людей, кем теперь, похоже, восхищался и на кого равнялся, кто много значил для него. Они были его последней реальной связью с общественной жизнью, и скоро он полностью сдастся их вниманию. Этот миг пройдет и, возможно, окажется самым прекрасным мигом его недавней жизни самым прекрасным мигом с тех пор как он наблюдал рождение своей дочери…

Он пробормотал последнюю фразу снова прочитал ее опустил планшет но не поднял глаз, тонкие пальцы дрожали.

Мадам глубоко вздохнула.

– Увы, – сказала она. Он поднял взгляд ровно настолько, чтобы увидеть, как она качает головой. Ее глаза были закрыты, лицо обратилось в маску скорби. – Он был из нас, – продолжила она. – Он был одним из нас, а мы не могли понять, только Ричард мог понять его переживания.

Раймонд Кэткарт выступил вперед, загородив от него Лесли Вердуго; та не улыбалась.

– Боже мой, Феттл. Вы действительно верите, что именно поэтому он их всех убил?

Ричард кивнул.

– Это ненормально. По-вашему, он сделал это ради своего искусства?

Шивон Эдумбрага коротко вскрикнула – то ли смешок, то ли всхлип, Феттл не понял, потому что ее лицо застыло как маска глаза прикрыты пальцы сплетены под подбородком.

– Я старался не выражать это так прямо, – сказал Ричард.

– Конечно. Я всегда говорю: прячьте путаницу за смятением. – Кэткарт обошел его. – Мадам де Рош, вы верите этой… писанине Феттла?

– Я могу понять эту потребность, – сказала она, – это желание изменить свои обстоятельства так, чтобы тебя не удушили… когда-то я сама ее ощущала. Судя по тому, что я знаю об Эмануэле, Ричард все передал верно.

Мадам более чем терпимо относилась к расхождению мнений; она поощряла его, особенно поощряла возражения Кэткарта, поэта, который Ричарда не восхищал, хотя и написал несколько весьма достойных стихотворений. Ричард почувствовал себя так, будто за ним уже давно следят.

Кэткарт пожал плечами, отвергая поддержку мадам де Рош.

– Я этому не верю. Все это чудовищно банально, Феттл.

– Я тоже не верю, – решительно заявила Эдумбрага, расплетая пальцы. Торн Энглс, новичок в кружке, приблизился и присел на корточки перед Ричардом.

– Это оскорбительно, – сказал он. – И написано плохо. Мелодрама потока сознания, ни больше ни меньше. Голдсмит – поэт, человек, персонаж не менее сложный, чем вы или я. Убийство ради того, чтобы восстановить какую-то поэтическую проницательность или стряхнуть оковы общества, остается убийством и требует огромных перемен в человеке, если только мы все не ошибались в Голдсмите… Возможно, и ошибались. Но, извините, вы меня не убедили.

Ричард поднял на него обиженный взгляд и понял, что снова ведет себя как жертва, и еще понял, что не собирается оправдываться. Творение должно восприниматься само по себе; вот что он всегда говорил, вот во что он всегда верил.

Он не видел, когда вошла Надин, но теперь она стояла в задних рядах. Она попыталась заступиться за него, и он почувствовал угрюмую благодарность, но Кэткарт ответил ей жестокой остроумной насмешкой. Три плакатопечатника вяло возразили против критики Кэткарта, а затем высказали собственные полезные критические замечания, пожалуй, даже более разгромные; предложили убавить безотчетного, прибавить душеспасительного. Мадам позволила им высказаться.

Она не понимает, что́ они убивают.

Через некоторое время Ричард встал, зажал в руке бумаги и планшет, кивнул каждому из них и поблагодарил всех присутствующих, пожал руку мадам и вышел из комнаты. Надин следом.

– Зачем ты прочел им это? – спросила она, повисая на его длинной руке. – Оно еще не готово. Ты же знаешь.

Смятение. В самом деле – зачем? Ради немедленного удовлетворения; вопреки тому, что он им сказал, он чувствовал, что это шедевр, уже законченный и доделанный. К чему огорчаться?

– Мне нужно идти, – спокойно сказал он.

– С тобой все в порядке, Ричард? – спросила Надин. Он посмотрел на нее, раненый орел, кивнул. Оставив ее в доме, прошел мимо ары.

– Приходите снова, – проскрипел ара, отыскав в своих проржавевших внутренностях случайную искру активности.

Ричард не стал вызывать автобус. Слегка покачиваясь, он пошел вдоль дороги налево направо вниз и в двух километрах от каньона вышел в коммерческий район теневой зоны.

В торговом центре этого древнего уголка располагался «Салон древних психических искусств» для тех, кто полагал истинную коррекцию опасностью, но чувствовал, что нуждается в посторонней помощи; магазин, где сдавались кабинки с предназначенными для секса арбайтерами, называемых трахоботами или проститутами; автоматизированный круглосуточный мини-маркет, почти непрерывно оглашаемый грохотом небольших доставочных тележек, выезжающих из него на самоуправляющие торговые дорожки и заезжающих с них. На углу перед этим уголком обыденной жизни Ричард поймал автобус на остановке для вызова транспорта.