– Тот доктор, – пробормотал Эвгенидес. – Ну почему он не сказал: «Смотрите, это тот самый злополучный эддисский вор, из-за которого и случились все ваши несчастья»?
– Ген, – твердо перебила Эддис, – ты не виноват, что началась эта война.
– А кто же тогда виноват? Я попался в ловушку Аттолии.
– Тебя послала я.
– Ты меня послала, а я попался. Она расставила западню и захлопнула ее, потому что ее донимал Саунис, а Саунис донимал ее по наущению волшебника, который боится медийцев, а на императора Медии, полагаю, давит кто-нибудь еще. Так кто же в конце концов виноват в этой войне? Боги?
Он поднял глаза и посмотрел в затянутое облаками небо. Эддис, предостерегая, коснулась его руки.
– Ладно, ладно, буду следить за языком, – пообещал Эвгенидес. – Научился в последнее время. И не хочу, чтоб облака разошлись, на солнечном луче спустилась Мойра и велела мне заткнуться. Но хотелось бы знать: неужели мы воюем и люди гибнут только потому, что так пожелали боги? Есть ли воля Великой богини на то, чтобы Эддис был разрушен?
Эддис покачала головой:
– И все равно мы народ Гефестии. Я в это верю. А в остальном – не знаю. Жрецы учили меня много чему, но я все равно не понимаю, кто такие боги и что они способны совершить. Но, Ген, я твердо знаю: за свои решения отвечаю только я сама. И если я пешка в руках богов, то только потому, что они меня хорошо знают, а не потому, что они решают за меня. – Она вспомнила о свойствах камня Гамиатеса и добавила: – Мы не можем просить богов, чтобы они объяснили свои поступки. Лично я даже не хочу их просить.
Эвгенидес задумался, вспомнил свои приключения с Даром Гамиатеса и кивнул, соглашаясь.
Оба немного помолчали, потом Эддис заговорила опять. Ее слова удивили Эвгенидеса.
– Ты уже не мальчик-герой.
– А я им когда-то был? – Он удивленно выгнул бровь.
Она улыбнулась. Интересно все-таки, где он подхватил такую манеру.
– Да. Ты, конечно, был золотым мальчиком. Забавлял жителей всей страны. А с тех пор как поставил Сауниса на колени, стал к тому же любимчиком всего двора.
– Волшебник тоже говорил что-то подобное. Столько славы, и вся прошла мимо меня, – скорбно произнес Эвгенидес.
Эддис рассмеялась, положила руку ему на плечо.
Эвгенидес задумался над ее словами.
– Но для наших дражайших родичей я никогда не был любимчиком, – возразил он.
– Даже для них, – сказала Эддис. – Когда ты… вернулся, они злились не меньше остальных. – Она запнулась, слишком близко подойдя к болезненной теме. Он не любил разговоров о своей покалеченной руке. Упоминал о ней время от времени, иногда даже с улыбкой. Шутил, что это никак не повлияло на его навыки верховой езды – все равно он ездит хуже некуда. Но если об этом заговаривал кто-то другой, он заметно морщился.
Сидя рядом на холодном ветру, оба вспомнили родственников, которые не вернулись с войны. Степсис, Хлорус, Сосиас ушли с диверсионным отрядом в самом начале. Ранней весной Тимос преградил путь аттолийским войскам в ущелье. Еще двое, Клеон и Германдер, были ранены в бою и летом скончались от заражения крови. Другие погибли при пожаре в Иркесском лесу. Эддис вспомнила, какими они были в первые дни, когда Эвгенидеса принесли домой. Все рвались отомстить за своего вора.
– По-моему, им казалось, что только они имеют право окунуть тебя лицом в кадку с водой, а остальные пусть не смеют тронуть тебя даже пальцем. Тереспидес будет восхищаться тобой до конца своих дней, хоть и не станет в этом признаваться.
– Кажется, ты сказала, что этому пришел конец. А я всё пропустил.
– Я только сказала, что ты больше не мальчик-герой. Ты повзрослел. От тебя будут ждать даже большего – что ты выкрадешь волшебника и снова поставишь Сауниса на колени. Одной левой.
– Одной левой – может быть, но со мной было полным-полно твоих лучших солдат. Разве тут только моя заслуга?
– Полностью твоя, – ответила Эддис. – Если бы не ты, ничего этого не произошло бы. Заслуга – или, кто-нибудь скажет, вина – в этом только твоя, иначе Аттолия не боялась бы тебя.
Эвгенидес удивленно распахнул глаза.
– Да, она тебя боится. Весной или летом она захватит Саунис. Тогда мы снова предложим ей мир, и она примет это предложение, потому что опасается того, что еще ты можешь натворить, если наше внимание не будет отвлечено на Саунис.
Вид у Эвгенидеса был по-прежнему ошеломленный, и Эддис кивнула.
– Я бы хотела, чтобы она прекратила эту войну сейчас же, но понимаю, что за это тамошние бароны сожрут ее живьем. И все-таки она не настолько глупа, чтобы продолжать войну, если можно будет задобрить их хотя бы одной победой. А после разгрома Сауниса в Иркесском лесу она понимает, на что способны наши солдаты. – И тихо добавила: – Ген, для тех раненых в госпитале ты – священный талисман.
– Это ты по-своему, по-доброму велишь мне перестать хныкать?
– Да.
– Я не чувствую себя героем. Я чувствую себя идиотом.
– Думаю, так ощущают себя все герои. Но те люди в тебя верят.
– Я старался держать себя в руках. Дотерпел, пока выйду, и только тогда меня вывернуло.