Королева Аттолии

Весь остаток дня королева провела в своих покоях, сославшись на усталость после вынужденного путешествия. Пообедала вместе с Нахусерешем. Единственным большим помещением, способным вместить и королеву, и медийцев, и оставшихся баронов, был главный зал. Она не стала отсылать своих приближенных, и, видимо, Нахусереш точно так же не стал отсылать своих. Ей не хотелось, чтобы бароны общались с солдатами, а Нахусереш, должно быть, имел свои причины держать людей под присмотром. Служанки, свободно бродившие по мегарону, принесли весть о том, что медийские гонцы то уходят, то возвращаются – наверняка отвозят приказы аттолийской армии. Медийцы рассчитывают, что в отсутствие баронов эти приказы будут выполняться.

Аттолия знала, что Нахусереш не одобряет присутствия в ее армии генералов неблагородного происхождения. Он предупреждал ее, что вся их верность зиждется только на деньгах. Ну хоть на чем-то, подумала Аттолия. Меньше всего ей нравились те бароны, чья верность меняла направление, как флюгер на ветру. Даже непреклонный враг лучше пустого болтуна, а ее армия и флот, выстроенные по новым принципам, никогда не колебались. Если она будет низвергнута или окончательно разорится, то они, скорее всего, дезертируют в полном составе. Но обычно ее войска всегда терпеливо ждали вознаграждения. Они заслужили его своими победами и верят, что королева не подведет. Их вера в то, что деньги будут получены, нередко была утешением для измученной войнами королевы. И она старалась не подвергать эту веру испытаниям.

Она часто меняла командный состав – продвигала тех, кто удостаивался ее благосклонного внимания, потом переводила их на другую работу, пока их ожидания не разрослись сверх меры. Тщательнее всего она выбирала капитанов личной гвардии. Меняла их время от времени, пока не успели подкупить враги. Если она и не испытывала полного счастья, вверяя свою судьбу в руки Телеуса, то по крайней мере была им довольна.

Королева поболтала с баронами, немного пококетничала с Нахусерешем. Он был самодоволен, как кот. Она улыбалась и внимательно слушала его рассказ о том, как он наилучшим образом развернул свою армию, чтобы помочь ей в случае нападения Эддис.

Глава Восемнадцатая

В ущелье королева Эддис сидела на камне в окружении своего Совета.

– Что вы предлагаете? – спросила она у военного министра.

– Атаковать, – ответил он.

– Почему?

– Так сказал Эвгенидес.

– При всем уважении к моему вору и его советам, я бы в данных обстоятельствах предпочла принимать решение на основе более обширной информации, – возразила Эддис и стала ждать, что скажет министр.

Он спокойно пожал плечами:

– Ваше величество, если нам суждено прогнать медийцев, это произойдет сейчас или никогда.

Эддис вздохнула. Министр изложил самую суть вопроса. Он уже рассказал ей всё, что знал, и добавить было нечего. Решение оставалось за ней.

Она помолчала, размышляя. Эвгенидес ждет в мегароне в Эфрате. Отказаться от атаки – значит оставить его и остальных пленников на милость Аттолии и медийцев. Месть Аттолии будет чудовищной – ее гложет обида, и в придачу она захочет показать себя перед союзниками. С другой стороны, нельзя бросать целую армию на верную гибель ради спасения одного пленника или даже нескольких. Но ради того чтобы прогнать медийцев, она как королева без колебаний готова пожертвовать жизнью всех солдат до единого.

– Делать нечего, – решила она. – Атакуем в седьмом часу.

* * *

Аттолии не спалось. Она лежала в темноте и ждала рассвета. Ее покои находились в задней части мегарона, выходящей окнами на море, и она следила, как по небу медленно плывут созвездия, блекнут и скрываются за горизонтом. Над горами взошло солнце, небо из серого стало голубым. На равнине у входа в ущелье приходят в движение армии. Сколько раз перед битвами она вот так сидела и спрашивала себя, чем они закончатся. Оказаться бы сейчас на равнине. Она бы хотела сама повести армию в бой, хотя знала предел своих возможностей и не пыталась строить из себя воина. Всегда держалась на почтительном расстоянии от поля боя, под защитой личной гвардии. Втайне она завидовала Эддис: та, если хотела, могла сама сражаться в бою. Толку от нее, пожалуй, было не больше, чем от любого солдата, однако она с детства была хорошо натренирована.