— Я думаю, черную тучу вы себе просто выдумали, — ответил Мэтью. Глаза Берри вновь предостерегающе сверкнули, однако молчать он не мог: — Впрочем, готов допустить, что вы не внимания людей ищете, а наоборот… Пытаетесь под этой тучей спрятаться.
— Спрятаться? — Берри едва заметно скривила губы. — От чего же я, по-вашему, прячусь?
— Позвольте, нам сейчас не о черных тучах надо думать! — вмешался Григсби, чему Мэтью был даже рад, так как у него пропало всякое желание продолжать словесный поединок с этой девицей. — Лучше подумай, где тебе провести черную ночь, дорогой Мэтью. Что ты там говорил?
— Ничего.
Если Берри и впрямь родилась под черной тучей, то лило из этой тучи почему-то на всех вокруг. Допивая третий бокал вина, Мэтью с тоской осознал, что в голове у него еще недостаточно пусто.
— Ладно, Берри, нам пора. Идем, внучка, — сказал Григсби. Они встали из-за стола, и Берри тотчас, не попрощавшись и даже не оглянувшись, вышла на улицу. — Ты уж не обессудь, Мэтью. Она немного не в своей тарелке. Бедняжке столько пришлось пережить на корабле — я ее не виню.
— Если относительно ее неудачливости еще могут быть какие-то сомнения, то относительно дурных манер — нет.
— По-моему, она искренне убеждена, что навлекла на корабль беду. Одним своим присутствием, судя по всему. Не переживай, очень скоро она к тебе потеплеет.
Мэтью насупился:
— А какое мне дело, потеплеет она ко мне или нет?
— Да нет, это я так… Хотел подбодрить по-дружески. Слушай, мое приглашение в силе. Может, все-таки заночуешь у нас?
— Я пока не решил, но спасибо.
— Если надумаешь, я оставлю для тебя фонарь у двери, а ключ повешу на дверную ручку. Хорошо?
Мэтью хотел пожать плечами — упрямство Берри явно было заразно, — но вместо этого вздохнул и ответил:
— Хорошо. Пожалуй, я сперва пропущу еще стаканчик.
— Не забывай про указ, возвращайся вовремя! — предостерег его Григсби и с этими словами покинул «Галоп».
Мэтью попросил у Садбери еще полбокала вина и выпил его, пока решал шахматную задачу за одним из столиков. Ровно в восемь Садбери сообщил, что трактир закрывается, и Мэтью, взяв мешок со своими пыльными пожитками, поблагодарил его за доброту и оставил ему шиллинг из своей оловянной кружки с пожертвованиями. Из трактира он вышел последним и потому услышал, как за его спиной лязгнул засов.
Вечер был теплый и приятный. Мэтью повернул направо, на Краун-стрит, а затем на углу вышел на Смит-стрит, намереваясь сделать круг и подняться по набережной к дому Григсби. Хотелось подышать воздухом и обдумать все хорошенько. От выпитого вина голова слегка шла кругом, но в целом он чувствовал себя неплохо. На улицах уже горели фонари, в небе светили звезды, а где-то далеко на востоке, над Атлантикой, бушевала гроза и мерцали молнии. Мэтью иногда попадались спешившие домой прохожие, однако сам он шел неторопливо и думал вовсе не о Бруте и рухнувшей гончарной мастерской, а о таинственной даме из сумасшедшего дома.
Пожалуй, ему действительно надо съездить Филадельфию. Но в самом деле, как ему быть, если Примм наотрез откажется предоставлять информацию о Королеве Бедлама? Останавливать прохожих на улицах и каждому описывать внешность вышеупомянутой дамы? Грейтхаус прав, это невозможно. Что же тогда делать?
А эта девица нахальная… Злой рок и черные тучи. Какой бред!
Однако вернемся к поставленной задаче. Необходимо каким-то образом установить личность пациентки. И тут, сдается, Мэтью действительно переоценил свои возможности. Вспомнились сказанные в сердцах слова Грейтхауса: «Ты же у нас главный следователь!» Интересно, что это значит? Мэтью предстоит ехать в Филадельфию одному, — стало быть, бюро поручило ему первое полноценное дело? Неплохо для начала, верно?
А девица все-таки на редкость невоспитанная. Однако в глазах ее Мэтью заметил что-то еще — помимо гнева. «Пытаетесь под этой тучей спрятаться»… Быть может, он и сам не понял, насколько был прав?
На углу Уолл-стрит Мэтью остановился взглянуть на часы. Почти четверть девятого. Время еще есть: до дома Григсби всего пару кварталов на север по набережной. Он завел часы и пошел дальше, думая то о безумной старушке, то о девице, способной кого угодно довести до безумия.
Вновь над морем полыхнула молния. Справа темнели силуэты кораблей с взмывающими высоко в небо мачтами. То по очереди, то все вместе в нос ударяли запахи смолы, дерева и речной воды. Мэтью был где-то посередине между Кинг-стрит и Уолл-стрит — обдумывал, что ему понадобится для шестидневной поездки в Филадельфию (три дня туда и три дня обратно), — когда за его спиной что-то хрустнуло.
Будто гравий под чьими-то ногами или, быть может, устричная рако…