Королева Бедлама

Он сделал выпад и вернулся в первую позицию. Затем начал отрабатывать этот прием — выполнял его снова и снова, стремясь к экономности и скорости движений. Время от времени он делал выпады влево или вправо, но всегда сохранял полный контроль над телом и возвращался точно в середину. Очень скоро это стало для него упражнением на собранность ума, нежели тела. Ни на минуту не прекращая двигаться, Мэтью прокручивал в голове разговор с преподобным Уэйдом. Где же пропадал Кипперинг в ту ночь, когда Уэйд и Вандерброкен ходили к дому Блоссом? Конечно, он мог быть где угодно: у себя дома или в кабаке. Да хоть в конторе! Но Мэтью все не мог избавиться от мысли, что Кипперинг в ту ночь не сумел лично сходить за врачом и священником — то есть выполнить свои посреднические обязанности, — потому что отлучился по другому неотложному делу. В частности, этим делом могло быть убийство Пеннфорда Деверика…

Выпад влево, возврат в середину. Выпад вправо, возврат в середину. А теперь быстрее. Острие шпаги держим вверх.

«Вечно на бровях, деньги в карты спускает, а имя его еще чуть-чуть и выжгут на двери публичного дома. Не кажется ли вам, что этот человек только делает вид, что радуется жизни, а на самом деле торопится помереть?» — спросила однажды вдова Шервин.

«Ноги поставь по той же линии, что и мои. Не так широко. И не так близко! Для выпада нужна сила и хороший упор, а если ноги слишком близко, трудно держать равновесие». Выпад по центру, возврат в первую позицию. Еще раз, более плавно.

«Тоже вечно выспрашивал, когда приходил Годвин, сколько пробыл, когда ушел и все такое», — говорила Мисси Джонс.

И слова самого Кипперинга, сказанные в ту ночь, когда был убит Осли и Мэтью обнаружил кровавое пятно на двери его погреба: «Возможно, Масочник тоже азартен. Согласны?»

Выпад вправо, возврат в середину. Собери тело, не вихляйся! Выпад влево, возврат в середину. Сделай корпус тонким, лунный лучик. И не оттопыривай большой палец!

Мэтью остановился. Плечо и предплечье ныли. Как вообще можно привыкнуть к весу этого орудия? Видно, фехтовальщиком все же надо родиться, решил Мэтью. Этот дар должен быть в крови.

Он воткнул острие шпаги в землю и оперся на эфес. Несмотря на стоявшую в подсобке прохладу, на лице его выступил пот.

Эндрю Кипперинг интересовался похождениями доктора Годвина — видимо, пытался понять, по каким дням и во сколько тот посещает Николь. Для чего? Чтобы выбрать подходящее время для смертоубийства?

«Кого, по-вашему, следует искать главному констеблю?» — спрашивала Кэтрин Герральд.

И Мэтью ответил ей: «Палача из господ».

Того, кому Пеннфорд Деверик хотел пожать руку. Того, с кем он был знаком. Того, кто непременно должен был увидеть лик убийцы перед смертью.

При чем тут тогда Эбен Осли? Почему Масочник перерезал горло и исполосовал лица именно этой троице?

«Я бы на вашем месте поискал того, кто давно работает на скотобойне», — сказал Эштон Маккаггерс.

Относится ли все это к Эндрю Кипперингу? Палач из господ с опытом работы на скотобойне? Только делает вид, что радуется жизни, а на самом деле торопится помереть? Масочник?

Но с какой целью он убивает? Если это кара, то за какое преступление? Какими такими злодеяниями Годвин, Деверик и Осли заслужили смертную казнь?

Мэтью вытер платком рукоять из слоновой кости и вновь подумал, что все дороги ведут к Королеве Бедлама, томящейся под замком в самом сердце этой паутины. Маски на стенах. Венецианский пейзаж. Мебель без отметок мастера. Деверик. Роскошное убранство палаты. Таинственный клиент, прячущийся за спиной Икабода Примма. «Прибыл ли ответ короля?»

— Мэтью!

Он очнулся. Кто-то стучал в дверь.

— Да?

— Это Берри. К вам пришли.

— Одну минутку. — Мэтью вернул шпагу на место, открыл дверь и обнаружил на пороге не одну, а сразу двух прекрасных леди.

Поверх платья Берри надела фартук, а голову повязала красным шарфом, чтобы убрать с лица волосы. У нее были румяные щеки и слегка запыхавшийся вид, — вероятно, она помогала отцу на кухне. Ее скромный домашний наряд был прелестен, однако в сравнении с ним одеяние второй леди, стоявшей у нее за спиной и чуть в сторонке, являло собой образчик высокой парижской моды. Незнакомка была высока и тонка; по плечам ее рассыпались густые вьющиеся локоны, а карие глаза навевали воспоминания о кексах с горьким шоколадом в витрине кондитерской мадам Кеннедей. На ней было светло-голубое платье с белыми кружевными оборками на рукавах и пышным кружевным жабо на груди. Белокурую голову венчала небольшая изысканная шляпка в цвет платья, с загнутыми полями и украшенная белым пером. Мэтью не мог не отметить, что эта леди — примерно его возраста — ошеломляюще хороша собой: светлая кожа без единого изъяна, высокие скулы, безупречной формы розовые губки и изящный точеный носик. Светлые брови ее приподнялись, когда она заметила его оценивающий взгляд. Левая щека девушки была отмечена родинкой, а в правой руке она держала белый зонтик от солнца.

— Господин Корбетт, — мелодично произнесла она и, шагнув вперед, протянула ему тонкую кисть в белой перчатке.