— Она с рождения была своевольна. — Уэйд посмотрел Мэтью прямо в глаза. Щеки его пылали, и Мэтью невольно подумал, не унаследовала ли Грейс это своеволие от отца. — Даже малым ребенком она никого не слушалась и получала от этого удовольствие. Бегала целыми днями с мальчишками. Что еще сказать? Я ведь совсем ее не знаю — и никогда не знал. — Он стиснул в руке шляпу и опустил глаза. На виске его вздулась и пульсировала жилка. — Грейс была нашим первенцем. На восемь лет старше Констанции. Средний ребенок, мальчик, умер в младенчестве. А Хестер — да, так звали мою супругу — умерла через несколько дней после того, как родила Констанцию. Непредвиденное осложнение, сказал доктор. Так я остался один с двумя дочками. Я прилагал все силы, чтобы дать им хорошее воспитание! Сестра моя тоже помогала, делала что могла, но после смерти Хестер… Грейс совсем отбилась от рук. В десять лет ее поймали на улице — она швыряла камни в витрины лавок. В двенадцать я застал ее на сеновале с мальчиком постарше. А ведь я мечтал продвинуться по службе и нести людям слово Божие. Планы на успех, которые строили мы с Хестер… все пошло прахом из-за Грейс. Сколько раз люди приходили ко мне жаловаться на ее выходки, сколько раз хозяева лавок приходили требовать денег за украденные ею вещи!
Уэйд умолк, погрузившись в воспоминания, и Мэтью на миг показалось, что священник превратился в восьмидесятилетнего старика.
— Когда ей исполнилось четырнадцать, — продолжил Уэйд, — мне пришлось предпринять меры. Я потерял хорошее место, когда Грейс накинулась с ножом на маленькую девочку. В более примитивные времена люди сказали бы, что она одержима дьяволом. Грейс была неуправляема, а ее дерзкие речи начинали оказывать влияние на Констанцию. Господь защитил малышку, она так и не поняла до конца всего, что тут творилось. Я оберегал ее от этого, как мог. Шестилетнего ребенка следует оберегать от зла, верно? — Уэйд взглянул на Мэтью, но тот хранил молчание. — Я… я устроил Грейс в пансион под Эксетером — самый лучший, какой только мог себе позволить. Не прошло и года, как я получил письмо от директрисы: Грейс, мол, собрала вещи и посреди ночи сбежала… по свидетельству другой ученицы, сбежала не одна, а в компании юноши с сомнительной репутацией. Несколько месяцев спустя я получил письмо от Грейс, там было всего два слова: «Я жива». Ни обратного адреса, ничего. Она не изъявила желания ни помириться, ни вернуться в пансион или домой. Два слова — и все.
Преподобный Уэйд мял в руках свой бесформенный головной убор. Мэтью пришло в голову, что тот видал лучшие времена и был, вероятно, даже благородной треуголкой, покуда из него таким вот образом не слепили рыбацкую шляпу.
— Когда я отослал Грейс, звезда моя начала восходить, — продолжал Уэйд. — Я уже почти добился того успеха, о котором мечталось нам с Хестер. И тут мне предложили место пастора в церкви Троицы — с тем расчетом, что через четыре-пять лет я вернусь пастором на освободившееся место в Англии, желательно — в Лондоне. Грейс, по-видимому, следила за моим восхождением издалека. Она вычитала в «Газетт», что меня отправили за океан, добыла нечистыми делами денег на билет, села на корабль и прибыла в Нью-Йорк. Чтобы и последние дни заниматься тем, чем она с успехом занималась почти все двадцать пять лет своей жизни, — мучить родного отца.
Священник горько улыбнулся.
— Да, я рыдал. Много раз, и много слез было пролито мною под теми окнами. Какой бы ни была Грейс, она все-таки моя дочь, и да, у меня есть обязательства перед ней — спасибо, что напомнил. Но теперь на кону стоит так много… Мы с Хестер мечтали создать образцовую церковь и содействовать исполнению замысла Божьего. Всему этому придет конец, если я осмелюсь войти в те стены. И я должен оберегать Констанцию. Ей известно лишь, что старшая сестра сбежала из пансиона и исчезла. А что скажет Джон Файв, если узнает?
Мэтью вспомнил, как его друг не хотел свидетельствовать против Эбена Осли, потому что это не понравилось бы Уэйду.
— Я думаю, Джон скажет, что любит Констанцию, несмотря ни на что, кем бы ни была ее сестра и как бы отец ее ни мучился своим неправильным решением.
— Неправильным?.. — отозвался Уэйд, не поднимая головы. — А какое же решение тут правильное?
— Хотите знать мое мнение?
— Готов его выслушать.
— Первым делом нужно все рассказать Констанции. — Преподобный Уэйд нахмурился при этих словах, однако Мэтью знал, что тот уже решился на признание: ведь дочь теперь в курсе, что он ходит к дому Полли Блоссом. — Если она расскажет Джону Файву — так тому и быть. Ваш чистосердечный рассказ, думается мне, она примет со смесью грусти и облегчения, притом облегчения будет больше. Теперь о самой Грейс: полагаю, она прибыла сюда с единственной целью — попрощаться. Или, возможно, испытать вас.
— Испытать меня? Как?