Королева Бедлама

— Не просто угроза, а зарок. Если вы получили такую карточку — можете заранее устраивать себе похороны. Натаниелу Пауэрсу отлично это известно. Ему пришлось бросить успешную адвокатскую практику в Лондоне, взять в охапку семью и спешно отплыть в Нью-Йорк. Но в глубине души он сознает, что профессор Фелл обид не забывает. Сколько бы времени это ни заняло — неделю, месяц, год или десять лет, — зарок будет исполнен. Так случилось и с моим Ричардом. — Она поморгала и посмотрела в окно — яркие лучи солнца выбелили ее лицо. — Шли месяцы. Мы оба знали, что означает кровавая карта. И соблюдали осторожность. Мы знали, что смерть может подстерегать и в толпе, и на пустынной улице. Однако нам оставалось только ждать, а мне — лишь молиться, что Ричард сумеет заранее разглядеть кинжал или удавку в руке незнакомца. Представляете, какое это бремя, Мэтью? Каково жить с этим страхом — день за днем, пять лет подряд? Можете хотя бы попытаться представить?

— Нет, — мрачно сказал Мэтью. — Не могу.

— И не дай бог, чтобы пришлось. Такой страх лишает человека достоинства. Высасывает из души всю радость, тушит весь свет. И никто тебе не поможет, Мэтью. Ни одна живая душа. — Она вновь обратила на него взор, и Мэтью показалось, что от одного лишь воспоминания о тех пяти годах она состарилась на десяток лет, и глаза ее смотрят теперь словно из глубоких темных ям. — Мы вложили все силы в наше дело. В наше призвание, как говорил Ричард. Сложных дел становилось все больше, число клиентов росло… Но каждую минуту каждого дня… каждую секунду… нас преследовала тень профессора Фелла. На шестой год мои нервы окончательно сдали. Мне кажется, я до сих пор не пришла в себя. Но Ричард был неумолим. Он наотрез отказался покидать город. Он не хотел жить в бегах, прятаться — по утрам, видите ли, мужчина должен иметь возможность побриться перед зеркалом. Конечно, я взяла себя в руки и делала все, что нужно. А как иначе? — Миссис Герральд натянула жуткую улыбку и бросила на Хадсона стеклянный взгляд. — Ну вот, я заболталась. Все-таки годы берут свое…

— Можете больше ничего не рассказывать, — сказал ей Грейтхаус, но она только отмахнулась.

Секунду-другую она молча глядела в пол. За окном с криком пролетела чайка, где-то надсадно лаял пес.

— Десятого ноября, на седьмой год, — наконец промолвила она робким, полным страдания голосом, — в четыре часа дня… Помню, погода стояла дождливая, промозглая. Ричард ушел из конторы, чтобы встретиться со своим единокровным братом в трактире «Скрещенные ключи» — в двух кварталах от нас. Помню, я сказала ему, что скоро к ним присоединюсь — вот только закончу писать отчет. Это было дело… о пропавшем кольце с изумрудом. Выяснилось, что украла его горничная по имени Софи. Очень хорошо это помню, как будто все было вчера. Я сказала Ричарду, чтобы надел шарф и непременно выпил горячего чаю, у него тогда горло болело. Ох уж эта лондонская сырость… Итак, я сказала ему, что скоро приду… и он ушел в «Скрещенные ключи». Но до трактира он так и не добрался, нет. Больше его никто не видел. — Миссис Герральд подняла глаза и вновь стала смотреть в окно. Мэтью гадал, что она там видит. Через минуту она попыталась заговорить, но не смогла найти слов. Затем предприняла еще одну попытку: — Утром… тринадцатого ноября… я нашла под дверью сверток. Очень маленький.

— Кэтрин! — Грейтхаус подскочил к ней и взял ее под локоть. — Не надо.

— Это урок истории, — ответила она безжизненным голосом. — Поучительная сказка, предостережение для тех, у кого один выбор — идти вперед. Итак… я нашла маленький сверток. Мэтью, известно ли вам, что у нашего бюро прежде был девиз? Мы поместили его на вывеску у входа и печатали на визитках: «Руки и глаза закона».

Ах да, кажется, Эштон Маккаггерс что-то про это рассказывал.

— Напрасно я открыла сверток. Ох как напрасно. — Тут голос ее сорвался, и по лицу словно прошла рябь. — Они оставили на пальце обручальное кольцо. Очень любезный — и поистине изуверский — жест. Хотели, чтобы я непременно узнала… то, что осталось. — Миссис Герральд прикрыла глаза. — То, что осталось, — повторила она почти шепотом.

За окном пролетела белая, как морская пена, чайка, а на улице начал громко зазывать покупателей торговец ведрами.

Миссис Герральд закончила свой рассказ. Она стояла ровно на границе света и тени, склонив голову. Увлажнились ее глаза или нет, Мэтью не видел, однако рассудил, что эта женщина — самый настоящий солдат, а солдаты никогда не плачут при людях.

— Брат, с которым в тот день встречался Ричард, был я, — сказал Грейтхаус, отпуская локоть миссис Герральд. — Нас разделяло восемь лет. И бездна разногласий. Его все во мне злило: что я пью, с какими женщинами путаюсь, чем зарабатываю на хлеб. Ричард считал, что мои устрашающие дарования следует использовать для служения закону. Устрашающие дарования… Ну и ересь, а?

— Ересь или нет, — резко осадила его миссис Герральд, словно очнувшись от транса мучительных воспоминаний, — ты здесь, не так ли?

— Так, — ответил ей Грейтхаус. — Я здесь.