Королева Бедлама

Берри подалась вперед, лицо ее сияло в утреннем солнце, лившемся в окно. Она была целиком сосредоточена на работе: между бровями пролегла единственная морщинка, глаза сперва внимательно осматривали модель, затем опускались на стопку бумаги, лежавшую у нее на коленях. Угольный карандаш уже был готов к работе, но рука — еще нет.

Мэтью смотрел, как солнце играет на ее густых медных волосах, и поймал себя на том, что любуется этими рассыпавшимися по плечам локонами. Они лежали так естественно, безыскусно. Лишь гребешок слоновой кости не давал строптивым прядям сваливаться на лоб и глаза. Мэтью глядел на профиль Берри и дивился, как же этот волевой подбородок и тонкий, чуть вздернутый носик могли произойти от нелепой плоти Мармадьюка Григсби. Смотреть на Берри было очень приятно. В голубых глазах ее — внимательных и приметливых — поблескивала сталь. Сегодня на Берри было то же платье, что и вчера, песочного цвета, с белым кружевом вдоль рукавов и на манжетах. Не самый удобный наряд для многочасовой поездки, но опыт верховой езды у Берри явно имелся (полученный, вероятно, на конных прогулках с юным удальцом, что грянулся с лошади и сломал себе копчик): за всю дорогу она ни разу не пожаловалась на усталость. Ее круглая соломенная шляпка была заломлена чуть ли не на затылок; лошадка под наездницей бежала резво, нисколько не отставая от Данте, и Мэтью думалось, что Берри легко может сойти за разбойницу. Он был рад, что она согласилась поехать. Не каждая на ее месте отважилась бы на такой шаг, ибо путь от Нью-Йорка до Уэстервика увеселительной прогулкой все-таки не назовешь.

Взглянув еще раз на модель и на чистый лист, Берри наконец опустила кончик карандаша на бумагу и вывела одну-единственную волнистую линию. Она рисовала портрет Королевы Бедлама. Мэтью посмотрел на врачей, наблюдавших за процессом из угла комнаты: Хальцен курил глиняную трубку (клубы дыма тотчас уходили в окно), а Рамсенделл сложил руки на груди и одной рукой подпирал бородатый подбородок.

Часы Мэтью показывали четыре минуты девятого. Они с Берри прибыли в Уэстервик вчера вечером, когда уже стемнело, и рисовать портрет Королевы при свечах она не захотела. Мэтью объяснил докторам, что намерен взять с собой изображение пациентки в Филадельфию, дабы показывать его опрашиваемым горожанам. Доктора согласились, и тогда он спросил Берри, можно ли будет выполнить портрет при утреннем свете. Та ответила, что это наилучший свет для рисования портретов, ибо он подчеркивает и проявляет все мельчайшие особенности облика. Затем они с Берри сняли две комнаты в «Добром друге», поужинали у миссис Деполь и легли спать с одинаковой ломотой в теле после долгой поездки верхом и в одинаковом предвкушении нового дня и новых задач. Впрочем, Мэтью потребовалось выпить полбутылки портвейна, дабы успокоить ум и заснуть.

Утренний свет прекрасно освещал лицо леди, сидевшей недвижно и безмолвно в темно-фиолетовом кресле с высокой спинкой. Как и прежде, она безучастно смотрела в сад, будто все присутствующие в комнате — равно как и все обретающиеся в мире — люди были лишь фантазмом, не стоившим ее внимания. Как и прежде, облачко ее белых волос было аккуратно причесано, а руки без колец и браслетов крепко стискивали подлокотники. На ногах — те же розовые домашние туфли с бантиками. С прошлого визита Мэтью и Хадсона облик ее почти не изменился, если не считать шелкового халата, который был теперь не бледно-розовый, а цвета желтых бабочек, что перелетали в саду с цветка на цветок. Впрочем, нет, она сидела не совсем уж недвижно: губы ее то и дело подергивались, словно задавая вопросы, на которые не могло быть ответов.

Берри решила запечатлеть Королеву в профиль — именно так она изобразила своего деда.

— Что мне нужно будет рисовать? — спросила Берри пятничным вечером, сидя с дедушкой и Мэтью за кухонным столом.

— Портрет пациентки одного дома призрения… лечебницы для душевнобольных, — ответил ей Мэтью. — Лечебница находится в Уэстервике, Нью-Джерси, это примерно в тридцати милях отсюда.

— Лечебница для душевнобольных? — оживился Григсби, почуяв историю даже сквозь аромат куриных потрохов на тарелке. — А что за женщина? Мэтью, ты от меня что-то скрываешь?

— Ничего не скрываю. Я ведь говорил, что работаю теперь в бюро «Герральд», которое занимается решением проблем. Данная проблема состоит в том, что врачи лечебницы не могут установить личность пациентки и просят нас о помощи. А как можно установить личность без описания примет и внешности человека? Портрет, безусловно, лучше любого словесного описания. — Мэтью повернулся к девушке. — Если ты сможешь это сделать, я тебе заплачу.

— Конечно смогу, — ответила Берри. — В Лондоне я каждые выходные ходила в парк и рисовала людей. Порой даже удавалось продать портрет-другой. А ты думал, я одни пейзажики рисую?

— Даже не знаю, — насупился Григсби. — Уж очень опасно. Визит в сумасшедший дом! Да еще целый день ехать через лес! Нет, я решительно против.