Особое внимание Мэтью привлекла одна работа, производимая над старыми судами: с них скалывали названия. Те, кого кормило море, обязаны были почитать королеву Анну, а для записи нарушителей в порту всегда имелся чиновник с блокнотом и карандашом наготове. Потому все корабли со словом «король» в названии надлежало переименовать в «королев». Суда сидели килями в грязи в ожидании зубила и нового — более политически угодного — прозвания.
Мэтью внимательно наблюдал за этой работой с палубы «Меркурия», после чего вернулся мыслями к удивительной новости, которую обрушил на них с порога Мармадьюк Григсби воскресным вечером, когда усталые путники возвратились из Уэстервика.
— Потрясающая история! — воскликнул печатник. — Утром в церкви преподобный Уэйд поднялся на кафедру и объявил, что душа его давно не знает покоя и разрывается между долгом перед паствой и долгом перед семьей, каковую он создал вместе с покойной супругой. Посему он принял непростое решение — тут он надолго замолчал, словно до сих пор еще его обдумывал, — до последнего хранить верность жене и поступить так, как хотела бы она, даже памятуя о последствиях. Собравшись с духом, его преподобие сообщил, что его старшая дочь, Грейс, сейчас при смерти. И можешь представить, где она лежит, Мэтью?
— Не томите, — ответил Мэтью, кладя в чашку с горячим чаем ложку сахару.
— В доме Полли Блоссом! Немыслимо! — Белые брови его пустились в пляс. — Пастор во всеуслышанье объявил, что Грейс… как бишь он выразился?.. была дочерью улиц, однако сумела найти путь домой. Глядя в глаза всем собравшимся, он сообщил, что уже нанес ей визит в том самом доме и будет посещать ее до тех пор, покуда она не преставится. Мало того, он намерен отпевать ее и похоронить на кладбище, на участке по своему выбору. Ты, конечно, представляешь, как взбесились старейшины! Едва бунт не учинили!
— Представляю, — сказал Мэтью.
— Констанция при этом присутствовала, она сидела в первом ряду со своим женихом. Ну, ты его знаешь, одноухий здоровяк.
— Знаю.
— Судя по всему, их предупредили заранее, иначе они не стали бы молчать, но остальной народ в церкви как с цепи сорвался! Одни старейшины кричали про богохульство, другие — просто развернулись и вышли, и видел бы ты, как задрали носы жители Голден-Хилла! Ох, это было бы даже смешно… — тут Григсби помрачнел, — когда бы не было так печально. Боюсь, Уильяма Уэйда мы больше не увидим.
— Как знать, — возразил Мэтью, — характер у него все-таки очень сильный, и он многое сделал для церкви Троицы. Если прихожане встанут на его защиту — а они должны встать, и я буду в их числе, — вполне может быть, что он выстоит в этой буре.
Григсби обратил на него озадаченный взгляд:
— Почему меня не покидает чувство, что тебя это не удивляет?
— А что должно было меня удивить? Что наш пастор — в первую очередь человек? И что любой человек, достойнейший и недостойный, может стать жертвой обстоятельств? Или я должен подивиться, что тот, кто учит людей прощению и любви, оказался способен прощать и любить? Скажи мне, Марми, чему тут удивляться?
Печатник пожал непропорциональными плечами и удалился к себе — впрочем, не без ворчанья и пары причудливых гримас, сопровождаемых едва слышным раскатом китайского гонга.
Глядя на возникающий впереди город, Мэтью думал, что мог бы быть добрее к Григсби, однако его до сих пор трясло при мысли о каверзном плане печатника выдать за него внучку (и внучку, кстати, трясло не меньше). Нельзя просто посадить двух людей рядом и ждать, что они переплетутся корнями, точно растения. Нет, это должен быть долгий процесс, полный волнующих открытий. А дальше… дальше пусть все случится само собой. Однако Григсби заслуживал доброго отношения уже хотя бы потому, что вложил столько усилий в облагораживание молочного погреба. Купил хороший письменный стол, приличную кровать, повесил книжные полки — которым, Мэтью надеялся, недолго придется пустовать, — даже застелил земляной пол ковром! А еще установил надежный замок на дверь. Жаль, конечно, нет окна… Но теперь, в общем и целом, это действительно его собственное маленькое имение, и ни одно съемное жилье не обошлось бы ему дешевле.
— Мистер Корбетт?
Мэтью обернулся и увидел упитанного белобородого мистера Хаверстро, а рядом — его столь же упитанную и, к счастью, безбородую жену по имени Джанин. Минувшим вечером выяснилось, что супруги Хаверстро — уроженцы Нью-Джерси и владельцы мельницы неподалеку от Стони-Пойнта — намереваются погостить несколько дней у своего старшего сына, который вместе с семьей живет в Филадельфии. Поскольку мистер Хаверстро частенько там бывал, он подсказал Мэтью, где лучше всего переночевать.
— Очень приятно было познакомиться, — сказал Хаверстро, на прощанье протягивая ему мозолистую руку. — Надеюсь, ваша поездка сложится наилучшим образом. Говорите, вы здесь по какому-то правовому вопросу?
— Да, сэр.