— Да, я опоздал. Войдя в дом, я увидел, что она сидит у окна, уронив голову. Слуги предупредили меня, что она очень плоха, но к такому зрелищу я оказался не готов. Разве можно к такому подготовиться? Я стоял на пороге и слышал, как она кричит — зовет отца, Тоби, Майкла, но никого из них уже не было в живых. Потом она начала молиться, бормотать что-то бессвязное и плакать… Я не смог, не нашел в себе сил подойти к ней. — Он заморгал, разинув рот, — пытался найти слова. — Я боялся, что если она на меня посмотрит, то в ее глазах я не увижу ничего, кроме безумия. Вот что терзает меня каждый день и каждую ночь. Вот почему я не могу оставаться наедине с собой, слышать собственные мысли. Потому что меня не было рядом… — Он слегка пошатнулся и начал заново: — Меня не оказалось рядом, когда я был ей нужен. Когда я был нужен им обоим. Я пообещал себе, что приеду и помогу мистеру Примму доказать невиновность отца, но не смог. Хуже того. — Его лицо, некогда столь красивое, превратилось в смятую маску. — Мне было неловко заговорить с ней. Она совершенно спятила, и это было так… омерзительно.
Он с надеждой поглядел на Мэтью, словно рассчитывая на его понимание.
— Видели бы вы ее в Италии! Мы все были счастливы. Если б вы видели тогда… какой она была… вы бы поняли, почему я не смог к ней подойти. Да, я эгоист. — Он яростно закивал. — Распоследний эгоист! Я стоял и смотрел на нее… и вдруг она застонала. Громко, страшно… а потом разом умолкла. Слезы и бормотание прекратились. Как будто… как будто душа ее покинула. Передо мной была пустая оболочка. Господи!.. — На щеках Кирби заблестели слезы. — Ох, господи Исусе, я просто отвернулся и ушел… Направился оттуда прямиком к мистеру Примму. И велел ему… позаботиться о ней. Найти место, где она будет… ну, как дома. Если это вообще возможно. Не какую-нибудь страшную грязную лечебницу, не жуткий бедлам, а приличное место. Деньги не имеют значения, сказал я. Найдите такое место, где ее можно будет окружить красивыми вещами и никто их не украдет. Безопасное место.
— Но почему безопасность была превыше всего? Почему вы даже не сообщили врачам ее имя и уничтожили все намеки на ее личность?
— Из-за той самой троицы, — ответил Кирби. — Я знал, что они сделали, и понимал, кто дергает марионеток за ниточки.
— Кто?
— Один человек. Вернее — тень человека. Некий профессор Фелл.
Глава 43
Мэтью помолчал. Затем выдавил:
— Договаривайте.
Кирби достал из кармана белый носовой платок и начал отирать им выступившие на лбу капли пота.
— Мамино письмо я получил только в ноябре, поскольку уезжал в Шотландию работать над одним делом. Были у меня и другие обязательства… В частности, следующим летом я хотел жениться. На чудесной девушке, Маргарет. Как раз собирался писать об этом отцу и матери — и тут пришло письмо. Разумеется, я все бросил, закрыл контору и сказал Маргарет, что уезжаю по срочному семейному делу. На несколько месяцев, не больше. Вернусь — и продолжим приготовления к свадьбе, пообещал я ей. — Он принялся складывать платок в тугой квадрат. — Когда пришло мамино письмо… я сразу понял, что должно быть какое-то объяснение. Отец не мог допустить такую оплошность. Он был профессионал, очень дотошный и порядочный человек. А раз это не его ошибка, значит дело нечисто. Как могло такое произойти, кто это сделал и зачем? — Кирби умолк и явно вертел в уме какую-то мысль, рассматривая ее со всех сторон, точно головоломку. — Я вспомнил… однажды я навещал их в Филадельфии — дело было спустя несколько лет после их переезда, — так вот, отец тогда спросил моего мнения, стоит ли открывать дело в Нью-Йорке. У «Белого оленя» было два хозяина, два брата. Один из них хотел переехать в Нью-Йорк и открыть там второй трактир с таким же названием. Они изучили рынок и выяснили, что расценки Пеннфорда Деверика на товары значительно выше наших — значит отцу можно без труда выйти на нью-йоркский рынок, предложить тамошним трактирам более выгодные условия и при этом все равно получать неплохую прибыль. Братья готовы были поддержать деньгами это предприятие. Вот отец и спросил моего совета.
Кирби медлил, и Мэтью задал ему вопрос:
— Так что вы посоветовали?
— Не лезть в Нью-Йорк. Работы у отца станет еще больше, и оно того не стоит, рассудил я. У них прекрасная жизнь, зачем нарушать то, что уже есть? Стяжательство отцу было чуждо, наоборот… Ему просто нравилось развивать свое дело. Когда я уезжал, он еще раздумывал, но мне почему-то казалось, что он не настроен расширяться. Да и мама наверняка была против.
Мэтью кивнул:
— И что вы подумали, когда прочли письмо матери о трагедии в «Белом олене»?
— Что все это очень подозрительно. Почему именно этот трактир? Ведь трактиров в Филадельфии множество! Я бы сказал, что конкуренты хотели одним выстрелом убить двух зайцев.
Мэтью подумал, что жажду разрушения в Деверике действительно могла пробудить весть о том, что давний конкурент пытается проникнуть на его территорию, — даже если это был просто слух, дошедший до нью-йоркских трактиров.