Королева Бедлама

— А в довершение всего, когда Тревор с отличием окончил университет, Суонскотты повезли его в Италию. Вот так путешествие! Море радости и приятных впечатлений! После этого мистер Суонскотт подарил юноше крупную сумму денег, на которые тот открыл собственную юридическую контору в городе Сент-Эндрю-он-зе-Хилл — родном городке мистера Суонскотта на севере Англии, где молодой Николас, должно быть, валялся на травке под ясным небом и мечтал сочинять симфонии. И знаете что, Эндрю? Горди мне рассказал, что юноша со временем вернул приемному отцу все до последнего цента. Видите ли, Тревор тоже добился большого успеха на своем поприще. Конечно, до столичного адвоката ему было далеко, но, может, оно и к лучшему. Сдается мне, адвокаты из больших городов порой забывают, что такое правосудие. Верно, Эндрю? Они озлобляются и начинают думать, что вся система правосудия глубоко порочна. Это может не лучшим образом повлиять на разум человека, согласны?

Адвокат поднес руку к лицу, но не издал ни звука.

— Простите, сэр. — В горле Мэтью застрял ком. — Я должен закончить начатое. Это у меня в крови.

— Да, — послышался едва узнаваемый голос. — Понимаю.

— Увы, — хрипло произнес Мэтью, — когда Тревор зажил своей жизнью, миссис Суонскотт вновь начала терять связь с этим миром. О, разумеется, сын ее навещал, но… вы знаете, как оно бывает. Дел невпроворот. По словам Горди, она иногда не спала целыми сутками, ее посещали видения о смерти и неотвратимых катастрофах. Мистер Суонскотт заботился о жене, как мог, но душа ее не знала покоя. А потом настал день, когда он предложил ей уехать из Англии — начать все заново в какой-нибудь колонии. Непростая задача? Безусловно. Связанная со множеством трудностей? Разумеется! Но контора мистера Суонскотта процветала, росла и отнимала у него все силы. Он решил доверить дела одному управляющему, который тогда проходил у него обучение. Но где в колониях он сможет применить свои маклерские таланты и при этом не погрязнуть в делах с головой? Бостон? Нет, у пуритан трактиры не в чести. Нью-Йорк? Хорошо бы, но, говорят, там обосновался его давний соперник Пеннфорд Деверик, а он конкурентов не любит. О, Филадельфия! Город квакеров! Город братской любви и согласия! Трактиров там поменьше, чем в Нью-Йорке, но оно даже к лучшему, верно?

— К лучшему, да, — вырвалось у Кипперинга, прятавшего лицо в тени.

— Вот именно, — кивнул внимательно наблюдавший за ним Мэтью. — Однако, несмотря на все волнения и переживания, связанные с переездом в новую страну и началом новой жизни, миссис Суонскотт по-прежнему чувствовала пустоту внутри. А знаете, что она сделала, Эндрю? Умершего младенца она похоронила у себя за домом, в саду с бабочками, а останки двоих сыновей взяла с собой, чтобы похоронить на погосте церкви Христа. Все, с кем я беседовал в Филадельфии, ничего не знали о третьем сыне. Они думали, что миссис Суонскотт носит в душе бремя двух смертей, а не трех.

— Представляю, — невнятно пробормотал адвокат.

— Если честно, мне и представлять не хочется. Ужасное горе. — Мэтью умолк, раздумывая, как подойти к следующей теме. Хотя что тут раздумывать — надо говорить как есть. — До лета девяносто седьмого все шло хорошо. В том году в филадельфийском трактире «Белый олень» умерло пять человек, и множество посетителей получили тяжелое отравление. Известна ли вам процедура закупки вина и доставки его клиентам, сэр? Горди мне рассказал. Насколько я понял, вино доставлялось из Англии в пятидесятичетырехгаллоновых бочках. Здесь их разгружали и отвозили на хранение в портовый склад мистера Суонскотта, а уже оттуда отправляли по трактирам. По запросу трактирщиков вино переливали в бочки поменьше. При розливе обязательно присутствовал инспектор, услуги которого оплачивал мистер Суонскотт: он проверял, не испорчен ли продукт, а также осматривал бочки на предмет плесени и других изъянов. На каждую бочку инспектор ставил свою печать и подписывал мелом название трактира, для которого она предназначалась. Прошедшие проверку бочки могли простоять на складе еще несколько дней, не дольше. Но в тот день что-то пошло не так…

Адвокат вскинул голову и стал внимательно слушать.