Королева Бедлама

— Я собираю документы по делу капитана Топпинга, — попытался возразить Фицджеральд. — Джоплин вот-вот вернется, и к его приходу у меня все должно быть го…

— Ш-ш-ш-ш-ш, — прошипел Кипперинг. — Все хорошо, Брайан, не переживай так. Сбегай к Салли Алмонд, пока я разговариваю с мистером Корбеттом, ладно? Ах да, вот. — Он сунул руку в карман, выгреб оттуда горсть монет и ссыпал их в ладонь Фицджеральда. — Купи себе кекс, и Джоплину один прихвати. А потом окажи мне, пожалуйста, еще одну услугу.

— Еще одну?

— Да, прошу тебя, загляни в лавку мистера Гэрроу на Дюк-стрит. Знаешь его?

— Да. Торговец рогами.

— Точно! Скажи ему, будь добр, что я до сих пор жду бумаги, которые он должен был прислать мне еще в понедельник. Сделаешь? Это очень важно!

— Я и сам занят, — ответил Фицджеральд несмело и избегая смотреть Кипперингу в глаза (уже по одному этому Мэтью понял, что он выполнит просьбу). — Эх, ладно. Раз уж это так важно.

Он удалился в свой кабинет — тесный чулан, опрятный, как петля палача, — и свалил все бумаги на побитый жизнью столик, сбежавший, судя по виду, из молочного погреба Григсби. Не сказав больше ни слова и лишь испустив вздох, в котором слышалась вся боль и долготерпение заезженных мулов, Фицджеральд подошел к двери, открыл ее и замер на пороге, щурясь на утренний свет.

— Тебе два кекса, говоришь?

— Да, Брайан. Два.

Он закрыл дверь, и Мэтью остался наедине с ходячим трупом.

Оба молчали. Наконец Кипперинг произнес:

— Если хотите, оставим дверь открытой, Мэтью.

— Нет, сэр, не вижу необходимости.

— Что ж, мое дело предложить.

— Мне бы хотелось взглянуть еще разок на ваш подвал, сэр, — сказал Мэтью, сознавая, что ему трудно смотреть в осунувшееся лицо адвоката.

— Хорошо. Мне идти первым или вы пойдете?

— Идите вы, пожалуйста.

— Конечно, конечно.

Одарив Мэтью очередной мертвецкой улыбкой, Кипперинг прошел мимо него к столику, взял оловянный подсвечник и трутницу слоновой кости, зажег фитиль, открыл дверь в подвал и по хлипким ступеням спустился во тьму.

Глава 42

— Поздравляю, — сказал адвокат, когда Мэтью последовал за ним в подвал. Кипперинг стоял в круге тусклого света, глаза его скрывала тень. — Как я понял, вы побеседовали с преподобным Уэйдом. Он не рассказал мне, о чем был разговор, но вы явно сумели на него повлиять.

— Всегда рад помочь.

— Не жалеете, что закрыли?

Перед тем как спуститься по ступеням вслед за Кипперингом, Мэтью закрыл за собой дверь, ведущую в подвал, — чтобы им не помешал вернувшийся Поллард или Фицджеральд, которого в последний момент отослали по «срочному» поручению.

— В прошлый раз, помнится, — с натянутой улыбкой заметил Кипперинг, — вы просили все двери оставить открытыми. Я даже подумал, что вы меня боитесь. Добавим немного света?

— Всегда за, — ответил Мэтью, сняв треуголку и положив ее на какие-то ящики.

Кипперинг отошел на несколько шагов, наклонился и порылся в древнем конторском шкафу. Оттуда он извлек жестяной фонарь на две свечи и зажег их от той, что была у него в руках. Затем потянулся наверх и подвесил фонарь на крюк между ним и Мэтью.

— Вот, пожалуйста, — сказал Кипперинг, когда свет озарил подвал. — Итак, на что вы хотели взглянуть?

— Ах да. Вообще-то — на сами ступени, — ответил Мэтью.

— Неужели? Вы заметили в них что-то необычное?

— Они шаткие и прогнившие, верно? Помню, в прошлый раз вы меня предостерегали и говорили, что они старше вашей бабушки. Мистер Кипперинг, а как звали вашу бабушку?

— Мою… бабушку?..

— Да. Меня интересует имя, — решительно произнес Мэтью.

Кипперинг хотел ответить, но они с Мэтью оба понимали, что любое названное имя будет ложью. Вероятно, будь Кипперинг сейчас потрезвее да покрепче духом и здоровьем, он сумел бы соврать и глазом не моргнул. Однако в своем нынешнем состоянии он не видел в этом смысла. Его полуоткрытый рот закрылся.

— Вы не помните бабушку, верно? Как не помню и я. У сирот это обычное дело.

Кипперинг молча смотрел на пламя свечи.

— Можно рассказать вам одну историю? — спросил Мэтью. — Весьма трагичную, если честно. Однако в ней есть проблеск надежды, вы сами в этом убедитесь.

— Хорошо, — хрипло ответил Кипперинг, не сводя завороженного взгляда с пламени. — Рассказывайте.

— Жили-были муж и жена, которые души друг в друге не чаяли. Его звали Николас, а ее звали — и зовут до сих пор — Эмили. Чета Суонскотт из Лондона. Когда они только поженились, никто из них не грезил деньгами. Он любил музыку и мечтал дирижировать оркестром, а она лишь хотела быть хорошей женой и матерью. Однако время шло, планы менялись. Николаса Суонскотта уговорили выкупить долю его отца в небольшой маклерской конторе, обслуживавшей несколько трактиров, и мечты юности остались в прошлом. Зато у семьи появились деньги. Поскольку мистер Суонскотт в силу характера не мечтал о наживе, своим клиентам он предлагал условия куда более заманчивые, чем остальные маклеры, — опять-таки не из коварства, просто так уж он вел дела, — и вскоре Суонскотты разбогатели. Это не ушло от внимания конкурентов, разумеется, но что они могли поделать?