Королева Бедлама

— В тот день — летом тысяча шестьсот девяносто седьмого года — в трактире «Белый олень» погибло пять человек, пивших вино из бочки, которую привезли со склада мистера Суонскотта. И еще множество людей — около двух десятков, как я понял, — оказались на пороге смерти. Некоторые из них по сей день прикованы к постели. В октябре девяносто седьмого состоялось судебное слушание: мистер Суонскотт и инспектор в один голос твердили, что с вином все было хорошо и ни о какой халатности со стороны проверяющего речи быть не может. Суонскотта защищал в суде адвокат по имени Икабод Примм. Родственники погибших остались непреклонны и считали, что вино испортилось на летней жаре или же бочка была заражена паразитами и не очищена должным образом. До той тяжбы мистер Суонскотт имел безукоризненную репутацию, но отравления в «Белом олене» безнадежно ее испортили… Ходили слухи, будто он подкупил инспектора и тот поставил печать без снятия пробы. Доказать свою невиновность мистер Суонскотт не мог. Масла в огонь подлило исчезновение вышеупомянутого инспектора прямо в ходе процесса…

— Да, — кивнул Кипперинг. — Надо найти инспектора.

— Разумеется, миссис Суонскотт безумно волновалась за своего мужа, глядя, как его рвут на куски в суде. Сразу после несчастья в «Белом олене» она написала Тревору письмо: рассказала, что произошло, и попросила помочь Примму защитить честь приемного отца. Могу себе представить, какой ужас охватил Тревора, когда он получил письмо!

Адвокат не ответил, но Мэтью видел, что об этом ужасе он знает не понаслышке.

— Конечно, он ей ответил. Пообещал приехать в ближайшее время и доказать невиновность мистера Суонскотта. Увы, не успел Тревор до них добраться, как мистер Суонскотт — случайно или по чьему-то злому умыслу — попал под карету, мчавшуюся по одной из длинных прямых улиц Филадельфии. Тревор задержался, так как… — Эти подробности Мэтью решил опустить. — После смерти мужа Эмили Суонскотт окончательно замкнулась в себе. Теперь она целыми днями сидит у окна и смотрит в сад. Впрочем, вы прекрасно знаете, где она, не так ли? Ведь это вы поместили ее в лечебницу.

Кипперинг склонился над столом и вцепился в него так, словно не мог устоять на ногах.

— Миссис Суонскотт не говорит, лишь изредка задает один вопрос, который для окружающих не имеет никакого смысла: «Прибыл ли ответ короля?» По дороге в Филадельфию я заметил несколько кораблей, которых переименовывали в честь королевы. До меня дошло, что «Ответ короля» — это название судна! Теперь-то оно, конечно, называется «Ответ королевы». Когда Горди, добрейший человек, привез меня обратно в Филадельфию, я зашел в транспортную контору и узнал, не приходило ли в Филадельфию в первой половине тысяча шестьсот девяносто восьмого года судно под названием «Ответ короля». Оказалось, приходило — в начале марта. Секретарь даже нашел для меня список пассажиров.

Кипперинг весь сжался, словно приготавливаясь к удару плетью.

— В списке значится ваше имя, Тревор. В письме вы сообщили приемной матери название корабля, на котором прибудете в Филадельфию. Через месяц после вашего приезда миссис Суонскотт стала пациенткой Уэстервикской лечебницы для душевнобольных. Полагаю, вы и обратились к Икабоду Примму, чтобы он все устроил: договорился с врачами, забрал у нее все личные вещи и удалил отметки мастеров с мебели. Вы хотели ее спрятать, верно? Чтобы никто не знал, где она. Только вот я не могу понять зачем. Ради чего вы пошли на такие хлопоты?

Тревор Кирби помотал головой — не отрицая сказанное, а в тщетной попытке отогнать ос, жалящих его разум.

— Быть может, вы решили, что правовая система подвела мистера Суонскотта? — спросил Мэтью. — И решили вершить правосудие самостоятельно? Восстановить справедливость? Раз невиновность нельзя доказать в суде, значит следует убить всех, кто был в ответе за трагедию? — Он шагнул к Кипперингу. — Я побывал в кабинете Примма. Глядя на статую Фемиды в углу, я сообразил, что порезы вокруг глаз убитых — это не маска, Тревор, а повязка. Вы пытались донести до людей, что Фемида в данном случае была слепа, как никогда, ведь этой троице удалось избежать правосудия.

— Эта троица, — последовал сдавленный ответ, — уничтожила моих единственных родителей. Других у меня не было. — Адвокат наконец посмотрел на Мэтью. Свет упал на разгневанное лицо Кипперинга, и, увидев его, Мэтью решил ничего больше не говорить и на всякий случай не двигаться.

Кирби весь взмок. Лицо его блестело от пота, в вытаращенных глазах горело не то страдание, не то ярость. А скорее — и то и другое.