Королева Бланка

— А тот был для Англии костью в горле! Но наступит ещё наш час. Мы раздавим гадину в её логове, и я лично буду выкалывать ей глаза, резать уши, вырывать ноздри и прижигать каждую грудь калёным железом! Мы оставим французам их короля, дабы не вызвать гнева Папы, но его первыми советниками будут Пьер Моклерк, Филипп Строптивый и мой супруг. Вот когда настанет час нашего торжества, и вся территория, незаконно отобранная у Плантагенетов Капетингами, вернётся под власть английской короны!

Генрих невесело засмеялся.

— Матушка, вы рассуждаете так, словно королевы-матери уже нет в живых, а в роли опекуна молодого короля выступает наш друг герцог Бретонский.

— Так я хочу, и так будет! — пылко воскликнула Изабелла, рывком поднимаясь с места.

— Так должно быть, хотели вы сказать, но всё в этом мире во власти Всевышнего, и нам остаётся только уповать на волю Господа и Его милосердие к изгнанным с их земли созданиям Его.

На другой день английский флот поднял якоря и покинул Нант. Через несколько дней Генрих III вернулся в своё королевство. Ещё некоторое время спустя Генрих, опасаясь, что король Французский предпримет поход на Бретань, заключил с ним мир сроком на три года. Отныне он был уверен, что Бретань не тронут; в конце концов, она — его вассал. Людовик, узнав об оммаже, объявил Моклерка низложенным и вскоре, летом 1230 года, вернулся в Париж.

Однако Моклерк по-прежнему желал вести войну (вот ведь неугомонный!). Бланка послала в Бретань епископа Парижского с целью подкупить баронов. Для таких целей в казне всегда имелись деньги; так поступали в своё время дед Людовика и его отец. Предприятие увенчалось успехом: сеньоры Бретани отказались воевать против короля.

И Моклерк наконец успокоился. Коалиция знати раздробилась и к концу 1230 года рассеялась. А вскоре все мятежные вассалы изъявили покорность королевской власти. В их числе был и Моклерк. Однако он пошёл на этот шаг не без тайного умысла, рождённого неутомимым умом английской королевы.

Глава 21. Университет

Последовательность событий ставит меня перед необходимостью рассказать о так называемом «Деле Парижского университета», имевшем место летом 1229 года. Кто прав в этой истории, кто виноват — пусть каждый судит сам; я же считаю, что Бланка поступила справедливо, хотя авторы исторических трудов, упоминая об этом деле, дружно упрекают её в жестокости и недальновидности. Впрочем, если рассуждать с политической точки зрения, с последним выводом нельзя не согласиться.

Однажды вечером группа студентов, весело и уродливо болтая на французском языке севера, вышла из юридической школы и направилась по улице Сен-Жан-де-Бове в сторону площади Мобера. Почти все они уроженцы южных областей — нахальные, смуглые, чернобородые. Парижане не любили этих задиристых, крикливых южан, буквально затопивших столицу; косились, плевались, мечтали услышать клич «Бей пришельцев!» и взяться за оружие.

— Куда это мы идём? — спросил один, небольшого роста, курносый и с маленьким ртом. — Я, к примеру, живу у Хлебного рынка.

— У моста Сен-Мишель? — повернулся к нему другой, роста выше среднего, плотный, с наглой рожей. — Доберёшься домой по набережной или улицей Гарланд, мимо Шатле. А сейчас мы направляемся в кабачок «Красный лебедь».

— Это что в конце улицы Ла Бушри? — спросил третий.

— Угадал, Саварик. Там стóящая кухня. Мэтр Фушар готовит великолепное жаркое. Заодно разобьём морды двум-трём северянам.

— Браво, Гаусельм, пусть знают, кто хозяин в этом городе.

— Эй, Гаусельм, — рассмеялся пятый студент, — скажи лучше, что идёшь приударить за дочкой трактирщика. Да только не слишком-то она благоволит к тебе. В прошлый раз, помнится, ты пытался поцеловать её, так она отвесила тебе оплеуху.

— Тебе мало одной, так идёшь за другой? — поддержал говорившего ещё кто-то.

— Сегодня я буду разговаривать с ней иначе, — огрызнулся Гаусельм.

— Это как же?

— А вот выпьем вина и увидите. Подумаешь, недотрога!

— А кто будет платить за всю нашу компанию? В прошлый раз в «Весёлом цыплёнке» отдувался Саварик.

— Нынче настала очередь Бизо. Что ты скис, приятель, точно проиграл дело, ещё не начав его?

— Боюсь, у меня не хватит на угощение, — вздохнул Бизо.

— Что, мамочка забыла прислать, или ты рыцарь, поскольку у тебя нет денег?

И Гаусельм, довольно бесцеремонно ухватив коротышку Бизо за плечо, остановил его.

— Оставь его, — вмешался студент по имени Готье и скинул руку вожака компании с плеча Бизо. — Он говорит правду. Ему трудно жить на жалкие гроши, что присылает ему мать.

— Чего ты вмешиваешься? — сдвинул брови Гаусельм. — Выискался тоже защитник.

— А он всегда заступается за Бизо, — встал между ними Саварик, — тебе пора бы знать. А иногда и платит за него. Что, не так, Готье?

— Тебе-то какое дело? Заплачу и сейчас. А вам бы только поскалить зубы.

— А к чему это ты приплёл рыцарей? — неожиданно спросил Бизо, шагая дальше.