Королева Бланка

— Убить! — сразу же постановил Лузиньян. — Но вы говорите, мадам, Агнесса наставляет муженьку рога? Так сообщим ему о супружеской верности графини де Боже. Ну а коли он не свернёт ей шею, мы сделаем это за него. Меч карающий должен покарать предательницу.

— На том и решим, — поставил точку в разговоре герцог. — Тибо приведёт с собой сотню рыцарей, вместе с нашими силами это составит внушительное войско.

— У короля много наёмников и они неплохо умеют драться, — сверкнул глазами граф де Дрё. — А у нас всего двести рыцарей вместе с теми, которых приведёт Тибо, не считая пехотинцев и лучников. Достанет ли наших сил?

— Наёмники! — ухмыльнулся герцог. — Да разве это воины? Им бы только жечь да грабить. Рыцари вмиг разгонят этот сброд.

Дебаты долго не утихали. Наконец утром следующего дня из Беллема выехали два всадника и помчались в сторону Шартра, оттуда — на Провен.

Бланка тем временем ждала известий от лазутчиков. Она чувствовала: бароны опять что-то затевают. Об этом неустанно твердил ей и кардинал.

— В этот раз они не будут столь беспечны, — предупреждал он Бланку. — Папа недвусмысленно указывает на недопустимость выступления знати против миропомазанника Божия; восстание должно быть безжалостно подавлено монархией. Королю Франции во всём следует походить на своего великого деда Филиппа Августа, которого Святая церковь предполагает канонизировать.

— В самом деле? — воскликнула Бланка и в порыве радости горячо пожала руки кардиналу. — Я буду признательна его святейшеству! Церковь помнит великого короля и его деяния! Мы с сыном отправимся в Рим, чтобы выразить нашу глубокую признательность наместнику Господа на земле.

— Вы правы, ваше величество, это и в самом деле был выдающийся монарх. Видит Бог, Святой престол искренне скорбел о его кончине. Но его, увы, больше нет, и нам с вами и юным королём надлежит продолжать дело вашего свёкра, направленное к расширению границ великой французской державы. Она должна изгнать англичан с континента, а вместе с ними отпадут и гнилые ветви, мешающие дереву расти.

— Вы допускаете возможность связи мятежной знати с Генрихом Третьим?

— Я уверен в этом, ваше величество. Больше того, это он направляет действия бунтовщиков, обещая им златые горы в том случае, если они помогут ему отобрать у короны завоёванные Филиппом Августом территории.

— Я догадываюсь об этом и жду. Они должны дать знать о себе. Нас немедля известят об этом разведчики, которых я разослала во всех направлениях. Мы тотчас двинем на мятежников войска. Вам известно — на подступах к Парижу стоит наша армия. Она ждёт только сигнала.

— Я восхищаюсь вашей предусмотрительностью и умом, — коротко ответил легат.

И день, о котором постоянно говорили на королевских советах, которого все с тревогой ждали, наконец настал. Бланке доложили, что в графстве Алансон, вокруг Беллема, концентрируется сильное войско. Рыцари, лучники, копейщики. Стоят лагерем, явно ждут сигнала. Два монаха, посланные в южном направлении кардиналом (безобидные паломники, никто бы не подумал, по чьему приказу они трусят на ослах вдоль больших дорог), сообщили, что возле Мелена видели большой отряд в двести шпор (сто всадников). Миновав Мелён, рыцари взяли направление на Этамп, потом на Шартр. Кто их вёл, не удалось выяснить. Из Шартра они направились в сторону Алансона.

По приказу королевы графиня де Боже тотчас же отправилась в Провен. Не одна — с ней слуги и двое провожатых, которых дала ей Бланка. Случилось то, чего и опасалось правительство: Тибо в Провене не было. Где он — никто сказать не мог. Помогли те, кто верно служил графине Агнессе. От них она узнала, что поздно ночью в замок прискакали двое верховых. Содержание беседы с владельцем замка осталось неизвестным. На другой день выяснилось: граф Тибо исчез.

Дождавшись гонца от Агнессы и выслушав его, Бланка всё поняла. Теперь не дни, не часы — минуты решали будущее династии. И Бланка, спешно собрав совет, решительно объявила:

— Войско — в боевую готовность! Мы выступаем на Беллем. Немедленно! Сей же миг! Всякая задержка будет рассматриваться как дезертирство и предательство. Ослушников, смутьянов — казнить на месте без суда!

Зала мигом опустела. Королева устало упала в кресло. Кардинал, стоя рядом, сочувственно глядел на неё. А она, закрыв ладонями лицо, вдруг заплакала. И из-под её ладоней, мелко вздрагивающих на бледном лице, кардинал услышал негромкие, горькие слова, звучавшие как упрёк и одновременно говорившие о боли, которая терзала преданное королевству сердце этой женщины:

— Тибо… Как он посмел?.. Боже мой, что он наделал… А теперь я на него с мечом…

И замолчала, только слёзы струились из-под пальцев.

Кардинал ждал. Это не всё, она должна ещё что-то сказать. И услышал немного погодя:

— Господи, молю тебя, сохрани ему жизнь!..

Кардинал не шевельнулся. Ему не надо было ничего объяснять. Он хорошо понимал, что в эти мгновения в королеве-матери говорила отнюдь не любящая женщина; её устами вещал государственный муж и мудрый руководитель.

Ладони опустились. Одним движением Бланка стёрла платком остатки слёз с лица.