Через некоторое время за дверью послышался звук тяжёлых шагов. Ближе, ближе… Вот они замерли. Однако голоса хозяина не слышно. За дверью царит пугающая тишина. Но вот растворилось окошко, и в неверном свете свечи сквозь сетку обрисовались очертания мужского лица, бородатого, с приплюснутым носом.
— Post nubile Phoebus[29], — произнесла женщина, одновременно поднося к сетке платок с вышитым на нём гербом Бретани.
Человек посмотрел и тотчас дал отзыв:
— Vae victis[30].
Окошко захлопнулось, вслед за этим лязгнул засов, дверь раскрылась, впустила незнакомку и тотчас закрылась за ней.
Гостья откинула капюшон.
— Адалария де Тортевиль! — воскликнул мужчина. — Впрочем, кто бы ещё мог ко мне прийти в столь поздний час?
— Мы одни? — спросила гостья, оглядываясь кругом.
— Со мной слуга, вы его хорошо знаете.
Дама кивнула.
— Кроме него, мышей, скребущих полы, и пауков, в углах в доме никого нет. Но пройдём отсюда в комнату.
Кровать, стул, стол с разложенными на нём бумагами, чернильница, перо, горящая свеча — вот и всё, что было в этом доме, не считая прихожей, где висела на крючках одежда.
Адалария села на кровать, хозяин — на стул, который подвинул ближе. Слуга примостился у порога, прямо на полу.
— Но как вы могли, баронесса, в такой час?.. — Хозяин порывисто поднялся, поправил занавеску на окне, затянутом бычьим пузырём. Оглянулся, встревоженно спросил: — Вас не видели? Не было слежки, вы смотрели?
— Я нарочно петляла по улицам, не так-то легко было идти по моим следам.
— Всё же это весьма неосмотрительно с вашей стороны: ночной Париж кишит грабителями и убийцами всех мастей.
— Меня сопровождали.
— Понимаю. Люди Строптивого?
— Наёмные убийцы. Они шли за мной, как тени, держа под наблюдением каждый мой шаг. Следи кто за мной, он неизбежно попал бы к ним в руки. Я оставила их в саду, под раскидистым вязом. Мне следует познакомить вас: случись что со мной, они перейдут к вам.
— Хорошо. Теперь к делу.
Адалария повернула голову в сторону порога.
— Я буду говорить при слуге. Он верен нам, я давно убедилась в этом. То, что я скажу, должны слышать вы оба.
Слуга молча кивнул.
— Итак, баронесса, что у вас?
— План похищения короля.
Хозяин вздрогнул, будто прикоснулся к ежу, потом быстро пересел со стула на кровать и вполголоса проговорил:
— Чёрт бы вас побрал, мадам, нельзя ли говорить тише, вы всё же не на рынке в базарный день и не на соколиной охоте. Пыточная башня никому не прощает измены. А теперь я слушаю вас.
— Кастильянка ходит по горящим угольям, они жгут ей пятки. Ей нужен мир. Ради этого она собирается заключать брачные союзы с Бретанью и Ла Маршем. На днях она отправит гонцов к Моклерку и Лузиньяну. Место встречи — Вандом.
— Хочет, стало быть, породниться с Бретанью и Пуатье, дабы избежать нового бунта? Весьма разумно с её стороны. Но почему Вандом? Она могла бы их пригласить к себе во дворец.
— Голова у женщины не только для того, чтобы носить лицо, Пернель. Дворец — подходящее место для ареста главарей, и те, подумав об этом, разумеется, не приняли бы приглашения. Вандом — нейтральная зона, здесь никто ничего не выигрывает, зато проиграть может испанка. Она идёт на риск, зная, конечно, что граф Вандом — вассал короны, но не догадываясь, что он держит нашу сторону.
— Стало быть, захватить в плен короля можно будет в Вандоме?
— Ни в коем случае! Пусть королева-мать остаётся в неведении, ни к чему давать ей лишний козырь.
— Какой же проигрыш ждёт короля? Какие планы, баронесса, вынашиваете вы по этому поводу и какими, быть может, располагаете сведениями? Я имею в виду день, когда король покинет Париж, и его эскорт. Кстати, почему Людовик? Его мать решила, что он достаточно подрос для того, чтобы начать постигать сложную науку управления государством?
— Так захотела я, виконт.
— Вы? — Изумлению Пернеля не было границ. — Вы этого захотели? И опекунша вас послушала?
— Я всего лишь дала ей совет, причём мягко, ненавязчиво, мимоходом. Я сказала, что мальчику пора уже проявлять самостоятельность; Филипп Август, его дед, в четырнадцать лет уже правил королевством. Почему бы не отпустить юного Людовика в Вандом? Под надёжной охраной, разумеется.
— И кастильянка дала согласие?
— Этого обычно требует она, но никто не смеет требовать от неё. Она просто ответила мне, что это дельная мысль, и она подумает над ней.
— Выходит, выезд короля под вопросом? Какого чёрта тогда вы затеваете эту игру?
— Не кипятитесь, Пернель, вы имеете дурную привычку отступать, ещё не начав сражения. Вопрос с королём уже решён, определён также состав участников поездки.
— Вы это знаете наверняка? Ошибки быть не может?
— Я слышала это своими ушами.
— Так, так… — Пернель стал напряжённо думать. Адалария видела, как на виске у него ритмично пульсирует жилка, отсчитывая одну за другой секунды. — Значит, король уезжает… Похоже, есть смысл говорить о том, чтобы захватить его в плен вместе с мамочкой, и вот тогда… Чёрт возьми, весьма недурной замысел, баронесса! Как это вам могло прийти в голову?
— Полагаете, герцог Бретонский напрасно одаривает своих верных слуг деньгами и землями?