— И не позволим, чтобы тебя сожгли на костре! — С этими словами Людовик припал к её другой ноге. — А потому, клянусь тебе, я буду молчать!
— И я клянусь! — вторил ему брат.
— Вот и я не хочу с вами расставаться, дорогие мои, потому что люблю вас, как родная мать, — растроганно проговорила кормилица. — Да и кого же ещё любить мне на этом свете, как не славных деток нашей королевы, за которыми ходила, едва они появились на свет божий. Совсем ведь одна я. Сестру мою сожгли за её смелые высказывания в защиту истинной веры Христовой, а меня спас от смерти ваш дед Филипп; царство ему небесное, — правильный был король!
— Я очень любил его. Я всегда буду поступать, как мой дед! — пылко воскликнул Людовик. — Я буду помнить о нём до самого моего смертного часа!
— И я тоже, — прибавил Робер.
— Вот и славно, детки мои, — улыбнулась кормилица. Потом спросила, глядя на каждого по очереди: — Надеюсь, вы поняли, что такое Грааль?
— Это святая чаша, за обладание которой борются две церкви — Римская и катарская, — объявил король.
Гелинда растолковала по-иному:
— Это камень, упавший с неба; его ищут ваши святые отцы, чтобы вставить в корону Люцифера, ибо церковь Римская — от дьявола. А теперь, дети мои, я вернусь к тому, с чего началась наша беседа.
— Ты говорила о волках в овечьей шкуре, которые не дают покоя нашей матери, — вспомнил Людовик.
— Во дворце идёт охота, — нахмурив брови, зловещим голосом, как показалось братьям, промолвила кормилица. — Олень, которого норовят разорвать на куски злые собаки, — ваша мать. Много людей при дворе, не все преданы трону. Прячутся по углам, косятся на королеву злыми помыслами одержимые приспешники дьявола. Я вижу их — они шепчутся, глядят исподлобья, опускают глаза, торопясь уйти. Я не знаю их имён, но они чужие, и они готовят какое-то новое злодеяние.
— Да ведь я велел семействам Дрё и Куси убраться прочь! — возразил Людовик. — Кто же ещё, кроме них, может вынашивать преступные замыслы против короны?
— Кое-кто мне знаком, — продолжала кормилица. — Зачем, скажи на милость, приезжала недавно герцогиня Бургундская мадам де Вержи? Я заметила, она недобро поглядывает на Бильжо. И что ей надо от короля?
— Она разбирает тяжбу со своими вассалами и просила королеву о возможности узаконить наследственные права сира де Летри на сеньорию Покьер, — ответил Людовик.
— Пусть так, — неохотно согласилась кормилица, — если только это не предлог для того, чтобы встретиться с нужными людьми или вынюхать что-то. А что делала во дворце жена Гуго де Лузиньяна? Приезжала в гости к той, которую ненавидит?
— Ненавидит? — удивился юный король. — С чего ты это взяла, Гелинда? Что им делить?
— Власть! Как хозяйка Ангулема она признает сюзереном своего сына, но как графиня де Ла Марш она, думается мне, не в восторге оттого, что является подданной вашей матери. Это она-то, которая ещё вчера носила корону!
Людовик ответил, что Лузиньян приезжал навестить Тибо, который жил во дворце. Гуго подчинился королеве-матери с тех пор, как это сделал Тибо. Что же удивительного в том, что супруга Гуго де Лузиньяна приехала вместе с ним?
Кормилица молчала, вся во власти невесёлых мыслей. Видно было, что такой ответ её не удовлетворил, она ещё больше помрачнела и тяжело вздохнула. Однако подозрения её основывались лишь на необъяснимой антипатии и собственных умозаключениях; далёкая от дворцовых интриг, ничего конкретного она сказать не могла.
Вскоре они расстались. Кормилица вернулась в спальню к малышам, а братья, обсуждая вполголоса то, что услышали, отправились в королевский сад, где собирались поиграть в мяч.
Глава 3. Дом на Скорняжной улице
На город спустились сумерки. Закрылись ворота Парижа, стих гомон на его улицах и площадях. Редкие прохожие торопились домой, с опаской озираясь по сторонам. День стремительно угасал; на вахту заступала ночь, пугающая, полная тайн.
В этот поздний холодный октябрьский вечер на Скорняжной улице, со стороны часовни Сен-Пьер д’Арси, показалась женщина. На ней тёмно-синий суконный плащ, подбитый мехом, на голове капюшон. Лица не видно — его скрывает вуаль. Торопливым шагом пройдя вдоль двухэтажного дома с вывеской, на которой намалёвано было что-то похожее на меховую шапку и муфту, женщина остановилась у другого, уже знакомого нам, дома и постучала в дверь.
Ни звука в ответ. Она постучала снова, уже настойчивее. За дверью послышались шаги. Затихли. Вслед за этим послышался чей-то грубый голос:
— Кто тут?
Дама негромко ответила:
— Здесь живёт виконт де Пернель?
Растворилось окошко. Сквозь сетку показалось хмурое лицо с усами и редкой бородой. Человек быстро оглядел улицу в обоих направлениях, потом внимательно посмотрел на незнакомку.
— Что вам надо?
— Да откройте же! — нетерпеливо потребовала дама. — На улице небезопасно.
Звякнула щеколда, дверь открылась и столь же быстро закрылась. Женщина вошла, мельком оглядела интерьер дома и тотчас повернулась к хозяину; понятно, это был он: слуга — тот ушёл бы доложить.
— Вы — тот, кто мне нужен, — заявила гостья.