Королева Братвы и ее короли

— Белла? Она мелкая сошка. Пока у тебя есть я, Лука и Григорий, ничто не тронет ни тебя, ни ребенка. Ты знаешь это. — Мой голос тверд и не терпит возражений. Защита, это не только то, что мы делаем, это то, кто мы есть. Лана, со всем ее огнем и льдом, находится под нашим присмотром. Всегда была и всегда будет.

Я не могу сдержать ухмылку, которая расплывается по моему лицу при мысли об этом — ребенок. Чертов ребенок, который наполовину я, наполовину она. Наш ребенок. Эта мысль вызывает во мне трепет, смесь страха и чего-то похожего на… волнение.

Лана ловит улыбку и озадаченно нахмуривает брови.

— Почему ты выглядишь таким довольным? — Она смотрит на меня так, будто я сошел с ума.

Я откидываюсь назад, и правда выплескивается из меня с нехарактерной для меня открытостью.

— Потому что, несмотря на безумие всего этого, мне нравится мысль о том, что я стану папой.

Она выглядит так, будто собирается сказать что-то еще, ее губы приоткрываются, в них появляется нерешительность, которую я редко видел. Но потом этот момент исчезает, поглощенный тяжестью нашей ситуации.

Я с болью осознаю хрупкое равновесие между нами четырьмя. Мое счастье от мысли об отцовстве не меняет шаткости наших отношений. Но этот ребенок — переломный момент, встряска в нашей динамике, которую никто из нас не может игнорировать.

Я стану отцом этого ребенка, и это выставляет меня в новом свете, не только в глазах Ланы, но и в глазах всей нашей компании. Эта мысль одновременно пугает и, если честно, немного возбуждает. Речь идет не о победе или поражении, а о чем-то большем, о чем-то более глубоком.

— Послушай, Лана, — говорю я, мой голос смягчается. — Что бы ни случилось дальше, мы с этим справимся. Как мы всегда делаем. Вместе. — Я серьезно отношусь к каждому слову.

А что касается подозрений Беллы, ее замечаний на вечеринке? Пусть строит догадки. Пусть они все гадают. Пока Лана в безопасности, пока ее поддерживают, все остальное не имеет значения. Но не совсем.

Поймав взгляд Ланы, я наклоняюсь к ней и понижаю голос до низкого, располагающего тона, который, как я знаю, привлекает ее внимание.

— Как насчет того, чтобы отпраздновать? Ну, знаешь, немного поздравительного секса?

К моему восторгу, Лана смеется, искренне, от души, что пробивает напряженность и настороженность, которые нависли над ней с тех пор, как она произнесла эту бомбу. Впервые за сегодняшний вечер я вижу, как она по-настоящему загорается, и это вызывает во мне прилив тепла.

— Ты невозможен, — говорит она, качая головой, но в ее глазах появляется блеск, которого раньше не было. — Но… Полагаю, это не худший способ отпраздновать.

Я сразу же замечаю, как она краснеет, пытаясь скрыть улыбку. Это зрелище может заставить ангелов грешить, а демонов молиться. Черт возьми, Лана… Я хочу сожрать ее прямо здесь и сейчас.

— Тогда приготовься, — рычу я, в моем голосе звучит темный умысел, — потому что это будет адская ночь. — Мой взгляд блуждает по ее телу, задерживаясь на выпуклости живота, где растет наш ребенок. Это собственническое, первобытное и чертовски сексуальное чувство.

Лана тяжело сглатывает, ее лицо окрашивается в пунцовый цвет. Она знает, что сейчас произойдет. Предвкушение опьяняет, как лучшая русская водка.

Я начинаю снимать рубашку, но она удивленно говорит:

— Здесь? В комнате для совещаний?

— Почему бы и нет? — Я бросаю вызов, окидывая взглядом ее фигуру с открытой признательностью. Рубашка уже наполовину снята, и я делаю паузу для пущего эффекта, позволяя своим мускулам пульсировать в тусклом свете комнаты для совещаний. Глаза Ланы блуждают по моим татуировкам, а затем снова встречаются с моими.

— К черту. — Она испускает глубокий вздох, затем закрывает пространство между нами и прижимается губами к моим.

Мои руки блуждают по ее изгибам, желание сдерживает любую толику нежности. В наших поцелуях есть жесткость, срочность, которая соответствует громовому стуку моего сердца.

Я прижимаю ее к массивному дубовому столу позади нас, сбивая при этом несколько неважных бумаг. Тонкий звон, с которым они рассыпаются по мраморному полу, едва достигает моих ушей. Все, что меня волнует, — это женщина передо мной… моя Лана.

Она прижимается ко мне, как ключ в замке, ее мягкость вливается в мои застывшие контуры. Ее пальцы впиваются в мою спину, когда я прижимаю ее к твердой поверхности. Моя рука скользит вниз, к подолу ее платья, дразня нежную кожу под ним. Затрудненный вздох, который она испускает, служит одобрением для большего.

— Нам нужно поторопиться. Кто-то может войти в любую секунду. — Вздохнула она.

Я ухмыляюсь, не сводя с нее глаз.

— И что?

— Ну, знаешь, мы бы… нам бы пришлось… объясняться, — голос Ланы прерывается, а ее щеки краснеют еще ярче.

— Я уверен, что мы можем объяснить все, что угодно, — говорю я, уверенность в моем голосе не оставляет места для сомнений. — Но пока давай просто наслаждаться моментом.

Ее глаза сужаются, а губы изгибаются в соблазнительной улыбке.

— Всегда оптимист, да?