Королева Кандеса

Венера проследила за его взором, потом огляделась вокруг. Маленькая платформа подъемника могла вместить двенадцать или пятнадцать человек; она сумела бы спасти своих друзей. А что потом? Повторять только что испытанное противостояние, на этот раз — в доках? Там были боссы Сакруса. Вероятно, к этому моменту они овладели всем городом.

— Кого вы намерены спасти, Самсон? — спросила она его. — Это теперь ваши люди. Вы старшее должностное лицо в Лирисе — вы теперь новый ботанист, вы понимаете? Вы несете ответственность за этих людей.

Она видела, как поразило его осознание, но результат вышел не тот, какого она могла ожидать. Самсон, казалось, немножко вырос. Его взгляд, всегда нервно бегавший по сторонам, приобрел целеустремленность. Он прошел туда, где лежало изломанное тело Эйлен. Встав на колени, он уложил ее руки и ноги, и прикрыл глаза, так что теперь казалось, будто она уснула, щекой и ладонью прижавшись к камням Лириса. Потом посмотрел на Венеру и сказал:

— Мы должны спасти их всех.

Предприятие казалось безнадежным, ведь сама ткань Спайра была готова разлететься вокруг них. Даже хоронить мертвых в тонком слое земли их древнего дома казалось бесцельным. Через несколько часов или минут они будут вышвырнуты в воздух Вирги. Альтернативой для живых оставалось подняться в город, чтобы в Малом Спайре, скорее всего, попасть в плен.

Воздух...

— Я знаю, что делать, — сказала Венера. — Соберите всех своих людей. У нас может получиться, если мы выйдем сейчас.

— Куда? — спросил он. — Если целый мир распадается...

— Фин, — закричала она на бегу к краю крыши. — Мы должны добраться до Фина!

* * * *

Она уселась на своего коня и повела их в поход. Сперва за ней последовала лишь горстка людей, только те, кто был на крыше, но скоро солдаты Лириса и Сакруса бросили свое оружие и присоединились к толпе. За ними плелись их офицеры. Появились Гвиневера с Ансератт, но когда кто-нибудь осведомлялся у них, что делать, они отмалчивались.

Когда все проходили мимо депо, вынырнул Брайс с кем-то из своих последователей. Он пристроился в колонну сразу за конем Венеры, но, когда их с Венерой глаза встретились, они не обменялись ни словом. Оба знали, что их время быть вдвоем завершилось так же несомненно, как и время Спайра.

При ясном дневном свете Венера смогла оглядеть путаницу поместий Большого Спайра в первый и последний раз. Прежде она всегда кралась мимо них ночью или рысила по немногим занавешенным тентами дорогам, которые соглашалась терпеть эта параноидальная цивилизация. Теперь, восседая на звере десятифутовой высоты, бредущем по узкой полосе ничейной территории меж стен, она могла увидеть их все. И была рада, что раньше не видела.

Работа бесчисленных поколений, несчетных жизней ушла на обустройство Спайра. На нем не было ни одного квадратного дюйма, созерцанию которого и уходу за которым кто-то не посвятил бы всю свою жизнь. Любой уголок сада или низкой каменной стены мог рассказать тысячи историй о встречавшихся здесь влюбленных, о детях, которые строили крепости или плакали в одиночестве, о мелких спорах с соседями, улаженных кровью или женитьбой. Время в Спайре не то чтобы остановилось, но замедлилось, как вялая кровь какого-то фантастически старого зверя, и сейчас люди поколение за поколением проживали почти одинаковые жизни. Их надежды и мечты направлялись все в то же русло стенами, под которыми они бродили — под влиянием тех же романов, живописи и музыки, что и их предки, — пока они не становились седыми копиями своих родителей и пращуров. Каждый добавлял по крупице к огромному скопищу бесполезных финтифлюшек Спайра, бессознательно ставя еще один барьер перед любыми мыслями о полете, что могли взлелеять их собственные дети. Буйно процветали странные языки, на которых никогда не изъяснялось больше дюжины человек. Венере рассказывали, как глухие внутренние комнаты некоторых поместий становились причудливыми усыпальницами, когда умирали любимые патриархи и из-за традиций или страхов никто не мог коснуться тела. Не одна нация вымерла и оттого, что собственный мавзолей съел ее изнутри, и ее последние обитатели проживали жизни в заплетенных плющом привратных сторожках, ни разу не сделав шага за стены.

Ныне же шатающиеся стены и ряды живых изгородей валились. От прячущихся за ними зданий доносился дребезг бьющегося стекла, когда смещались несущие колонны. Двери, не раскрывавшиеся столетиями, внезапно разверзались, являя черноту или картины, врезавшиеся в память, но не в разум — отблески, так сказать, культур и ритуалов, настолько обособившихся и самозамкнувшихся, что навсегда потерявших понятность для непосвященных.

И теперь стали видны люди, побежавшие наружу, когда затряслась земля и застонала под ними металлическая кожура Спайра. Они были как личинки, выкинутые из осиного гнезда, которое развалил равнодушный мальчишка. Многие, лежа, бились на земле, не в силах сладить со странностью огромного мира, в который их выбросило. Другие бегали с криками, или все рвали на себе и на других, или стояли безмолвно, или истерично хохотали.