Королева Марго

– Король Наваррский! Генрих Наваррский – король Франции, в нарушение прав моих детей?! О, святая матерь божия! Посмотрим! Так вы для этого хотите услать моего сына?

– Вашего сына!.. А я чей? Сын волчицы, как Ромул! – воскликнул Карл, дрожа от гнева и сверкая глазами, в которых бегали злые огоньки. – Ваш сын?! Верно! Король Франции – вам не сын: у короля Франции нет братьев, у короля Франции нет матери, у короля Франции есть только подданные! Королю Франции нужны не чувства, а воля! Он обойдется и без любви, но потребует повиновения!

– Сир, вы неправильно истолковали мои слова. Я назвала своим сыном того, который должен со мной разлучиться. Сейчас я люблю его больше, потому что боюсь потерять его. Разве это преступление, если матери не хочется расстаться со своим ребенком?

– А я говорю вам, что он с вами расстанется, что он уедет из Франции, что он отправится в Польшу! И это будет через два дня! А если вы скажете еще слово – то это будет завтра; а если вы не покоритесь, если вы не перестанете грозить мне вашими глазами – я удавлю его сегодня вечером, как вы вчера хотели удавить любовника вашей дочери! Только его уж я не упущу, как упустили мы Ла Моля.

Екатерина потупила голову перед такой угрозой; но тут же подняла ее.

– О бедное мое дитя! Твой брат собирается тебя убить. Хорошо! Будь спокоен, твоя мать защитит тебя!

– А-а! Издеваться надо мной! – крикнул Карл. – Так, клянусь кровью Христа, он умрет не сегодня вечером, не в этот час, а сию минуту! Оружие! Кинжал! Нож! А-а!

И Карл, напрасно отыскивая взглядом какое-нибудь оружие около себя, вдруг увидел маленький кинжальчик на поясе Екатерины; он схватил его, выдернул из сафьяновых с серебряной инкрустацией ножен и выбежал из комнаты, чтобы заколоть Генриха Анжуйского, где бы он ни был. Но, добежав до передней, Карл сразу изнемог от сверхчеловеческого возбуждения, он протянул руку вперед, выронил кинжальчик, который вонзился в пол, жалобно вскрикнул, осел всем телом и упал на пол.

В то же мгновение кровь хлынула у него из горла и из носа.

– Господи Иисусе! – прохрипел он. – Они меня убивают! Ко мне! Ко мне!

Екатерина, последовав за ним, видела, как он упал; одну минуту она смотрела на сына безучастно, не трогаясь с места, затем, опомнившись, открыла дверь и, движимая не материнским чувством, а своим щекотливым положением, закричала:

– Королю дурно! Помогите! Помогите!

На этот крик сбежалась целая толпа слуг, придворных, офицеров и окружила короля. Растолкав их всех, вперед прорвалась женщина и приподняла бледного как смерть Карла.

– Кормилица, меня хотят убить, убить! – пролепетал Карл, обливаясь потом и кровью.

– Убить тебя, мой Шарль? – воскликнула кормилица, пробегая по окружавшим таким взглядом, от которого все, не исключая самой Екатерины, попятились назад. – Кто хочет тебя убить?

Карл тихо вздохнул и потерял сознание.

– Ай-ай! Как плохо королю! – сказал Амбруаз Паре, которого немедля привели.

«Теперь волей-неволей ему придется отложить прием», – подумала непримиримая Екатерина.

Оставив короля, она направилась к своему второму сыну, с тревогой ждавшему в ее молельне, чем кончатся переговоры, которые имели для него столь важное значение.

Часть пятая

I. Гороскоп

Рассказав Генриху Анжуйскому все, что произошло, и, выйдя из молельни, Екатерина застала у себя в комнате Рене.

Впервые после посещения лавки на мосту Святого Михаила Екатерина встретилась со своим астрологом; накануне она послала Рене записку, и теперь он лично принес ответ.

– Ну как? Вы его видели? – спросила королева-мать.

– Да.

– В каком он положении?

– Пожалуй, лучше, а не хуже.

– Он может говорить?

– Нет, шпага перерезала ему гортань.

– Но я же вам сказала – пусть в таком случае напишет.

– Я пробовал; он старался изо всех сил, но его рука успела начертить только две неразборчивые буквы, а затем он потерял сознание. У него вскрыта шейная вена, и от потери крови он совершенно обессилел.

– Вы видели эти буквы?

– Вот они.

Рене вынул из кармана бумагу и подал Екатерине; она торопливо развернула.

– Две буквы – М и О, – сказала она. – Неужели это действительно Ла Моль, а вся комедия, разыгранная Маргаритой, только для отвода глаз?

– Мадам, – сказал Рене, – если я смею высказать свое мнение в таком вопросе, в котором даже ваше величество затрудняется иметь свое, я бы сказал, что месье де Ла Моль слишком влюблен, чтобы серьезно заниматься политикой.

– Вы думаете?

– Да, и в особенности – чтобы преданно служить королю Наваррскому: Ла Моль слишком влюблен в королеву, а настоящая любовь ревнива.

– А вы думаете, что он влюбился в нее по уши?

– Уверен.

– Он прибегал к вашей помощи?

– Да.

– Он просил у вас какого-нибудь любовного напитка?

– Нет, мы занимались восковой фигуркой.

– Пронзенной в сердце?

– Да.

– И эта фигурка сохранилась?

– Да.

– У вас?

– У меня.

– Было бы любопытно, если бы все эти каббалистические заклинания имели то действие, какое им приписывают!

– Ваше величество можете лучше меня судить по результату.

– Разве королева Наваррская любит Ла Моля?