Чтобы отстранить от себя страшный предмет, который чудился его мысленному взору, герцог пытался сосредоточить свою мысль на чем-нибудь другом, а не на этой ужасной книге, прислоненной к дубовому пюпитру и открытой на охотничьей гравюре; но тщетно брал он в руки то один, то другой предмет из своего оружия, перебирал свои драгоценности, сотни раз прошел взад и вперед по одной линии – все напрасно: каждая подробность гравюры, виденной лишь мельком, запечатлелась в его уме. На ней изображался какой-то помещик на коне, он сам исполнял обязанность сокольника, махал вабилом, подманивая сокола, и скакал во весь опор среди болотных трав. Как ни напрягал герцог свою волю, сила зрительной памяти брала над нею верх.
Вслед за этим ему привиделась не только книга, а вместе с ней и сам король Наваррский: вот он подходит к книге, смотрит гравюру, пытается перевернуть страницу, но, встретив препятствие в виде слипшихся листов, мусолит палец и, отлепляя упрямые страницы, листает книгу.
Как ни мнимо, как ни фантастично было подобное видение, однако герцог Алансонский зашатался, оперся одной рукой на стол, а другой прикрыл глаза, как будто, заслонив рукой глаза, он видел не так ясно то зрелище, от которого хотел бежать. А зрелище было плодом его воображения!
Вдруг герцог Алансонский взглянул во двор и увидел там Генриха, который остановился на несколько минут около людей, грузивших на двух мулов якобы охотничий запас, а на самом деле – деньги и вещи, необходимые для путешествия; потом, сделав распоряжения, наискось пересек двор, очевидно, направляясь ко входу в Лувр.
Герцог Алансонский застыл на месте. Стало быть, по винтовой лестнице всходил не Генрих? Значит, и все душевные муки, четверть часа терзавшие его, он претерпел напрасно? То, что Франсуа полагал уже конченным или близким к концу, должно было только начаться.
Герцог Алансонский отворил дверь из своей комнаты, потом затворил ее за собой и, подойдя к двери в коридор, прислушался. На этот раз по коридору шел Генрих, нельзя было обмануться: герцог Алансонский узнал его походку и даже особый, характерный звон его шпор.
Дверь в покои короля Наваррского отворилась и захлопнулась. Герцог Алансонский вернулся в свою комнату и упал в кресло.
«Да! Да! – говорил он сам с собой. – Там происходит следующее: он прошел переднюю, прошел первую комнату, вошел в опочивальню; теперь он ищет глазами свою шпагу, кошелек, кинжал – и на том же столике вдруг видит книгу. „Что это за книга? – спрашивает он себя. – Кто ее принес?“ Затем подходит ближе, видит гравюру, изображающую соколиного охотника, хочет почитать книгу и старается перевернуть страницу».
Холодный пот выступил на лбу у герцога.
«Будет ли он звать на помощь? Действует ли этот яд сразу? Нет, конечно, нет! Ведь матушка говорила, что он умрет медленно, от изнурительной болезни».
Это соображение немного успокоило его. Так прошло минут десять – целая вечность из мучительных секунд, и каждая из них несла с собою все, что способен породить безумный страх в воображении человека, – целый мир видений.
Герцог не выдержал – встал, прошел через переднюю, где уже начали собираться его придворные.
– Привет вам, господа! – сказал он. – Я пройду к королю.
И чтоб отделаться от снедающей тревоги, а может быть, и подготовить свое алиби, герцог действительно сошел вниз к своему брату. Зачем он шел к нему? Он сам не знал. Что сказать брату? Неизвестно. Он шел не к Карлу, а бежал от Генриха.
Спустившись по винтовой лестнице, Франсуа увидел, что дверь в королевские покои приоткрыта. Стража пропустила его, не останавливая: в дни охоты отменялся этикет и разрешался свободный вход. Франсуа прошел переднюю, гостиную и опочивальню, не встретив никого; тогда он сообразил, что Карл, наверно, в Оружейной, и отворил дверь из опочивальни в Оружейную.
В большом высоком кресле с резной остроконечной спинкой сидел Карл, лицом к столу, спиною к двери, в которую вошел Франсуа. Он, видимо, был погружен в какое-то занятие, которое его всецело захватило.
Франсуа подошел к нему на цыпочках; Карл читал.
– Ей-богу, вот замечательная книга! – неожиданно воскликнул Карл. – Я о ней слышал, но не знал, что она есть во Франции.
Герцог Алансонский насторожился и придвинулся на один шаг.
– Проклятые страницы, – сказал король, намусолив палец и нажимая им на прочитанную страницу, чтобы отделить ее от следующей. – Можно подумать, будто нарочно склеили все страницы, желая скрыть от людских глаз чудесное содержание этой книги.
Герцог Алансонский торопливо шагнул вперед. Книга, над которой склонился Карл, была та самая, что герцог положил у Генриха! Он глухо вскрикнул.
– А-а! Это вы, Алансон? – сказал Карл. – Добро пожаловать! Подойдите и посмотрите на эту книгу о соколиной охоте – лучше ее не выходило из-под пера человека.
Первым побуждением Франсуа было вырвать книгу из рук брата, но адская мысль приковала его к месту, страшная усмешка пробежала по его бледным губам; он провел рукой по глазам, как будто ослепленный молнией, затем мало-помалу пришел в себя, но ни на шаг не двинулся ни взад, ни вперед.