– Сир, как к вам попала эта книга? – спросил герцог Алансонский.
– Очень просто. Сегодня утром я зашел к Анрио посмотреть, готов ли он, а его уже не было дома – наверно, бегал по псарням и конюшням; но взамен его я там нашел это сокровище и принес сюда, чтобы почитать вволю.
Король опять поднес палец к губам и перевернул строптивую страницу. У герцога волосы встали дыбом и во всем теле почувствовалась какая-то жуткая истома.
– Сир, – пролепетал он, – я пришел сказать вам…
– Дайте мне дочитать главу, Франсуа, а потом говорите все, что угодно, – ответил Карл. – Я читаю с такой жадностью, что прочел уже пятьдесят страниц.
«Он принял яд двадцать пять раз, – подумал Франсуа. – Мой брат уже мертвец!»
И у него мелькнула мысль, что это вовсе не случайность, а перст божий.
Франсуа трясущейся рукой вытер капли холодного пота, проступившие на лбу, и, выполняя приказание брата, стал ждать окончания главы.
X. Соколиная охота
Карл продолжал читать. Увлеченный интересным содержанием, он жадно пробегал страницу за страницей, а каждая страница – от долгого ли лежания в сырости или по другим причинам – плотно прилипла к следующей.
Герцог Алансонский угрюмо смотрел на страшное зрелище, только один предвидя его развязку.
«Ох, что же это будет? – рассуждал он с самим собой. – Как? Я уеду, пойду в изгнание на мнимый трон, а Генрих Наваррский при первой вести о нездоровье короля захватит какой-нибудь укрепленный город милях в двадцати от столицы, будет наблюдать за ниспосланной случаем добычей и одним махом очутится в Париже; не успеет король Польский получить известие о смерти своего брата, как произойдет смена династии. Это недопустимо!»
Такие мысли пересилили первое невольное чувство ужаса, побудившее Франсуа остановить Карла. Казалось, что рок неизменно охраняет Генриха Бурбона и преследует потомков Валуа, но Франсуа решил пойти еще раз против рока.
Весь план его действий по отношению к Генриху Наваррскому в одну минуту изменился. Ведь вместо Генриха отравленную книгу прочел Карл. Генрих должен был уехать, но как виновный перед королем. Если же судьба спасла его еще раз, было необходимо оставить Генриха в Париже: заключенный в Бастилию или Венсенский замок, он будет менее опасен, чем сделавшись королем Наваррским и став во главе тридцатитысячной гугенотской армии.
Итак, герцог Алансонский дал Карлу дочитать главу, а когда король поднял голову от книги, сказал:
– Брат мой, я исполнил приказание вашего величества и ждал, но с большим сожалением, потому что мне надо было сказать вам одну вещь огромной важности.
– Нет! К черту разговоры! – возразил Карл, щеки которого начали краснеть – то ли от чрезмерного напряжения при чтении, то ли от начавшего действовать яда. – К черту! Если ты пришел говорить со мной все о том же, ты уедешь так же, как брат твой Генрих. Я освободился от него, освобожусь и от тебя. Больше ни одного слова на эту тему!
– Я пришел, брат мой, поговорить не о своем отъезде, а об отъезде другого человека. Ваше величество обидели меня в самом глубоком, в самом нежном моем чувстве – в моей братской любви, в моем верноподданстве, и я стремлюсь доказать вам, что я не изменник.
Карл облокотился на книгу, положил одну ногу на другую и, посмотрев на Франсуа с видом человека, запасающегося терпением вопреки своим привычкам, сказал:
– Ну, какой-нибудь новый слух? Какое-нибудь обвинение, придуманное сегодня утром?
– Нет, сир, дело вполне достоверное. Заговор, который я только по какой-то смехотворной щепетильности не решался вам открыть.
– Заговор? – спросил Карл. – Послушаем, какой там заговор!
– Сир, пока вы будете охотиться вдоль реки и по долине Везине, король Наваррский свернет в Сен-Жерменский лес, где будет ждать отряд его друзей, и с их помощью он убежит.
– Так я и знал, – ответил Карл. – Еще новая клевета на моего бедного Анрио! Вот что! Когда вы оставите его в покое?
– Вашему величеству не надо будет долго ждать, чтобы убедиться – клевета или нет то, что я имел честь сказать вам.
– Каким образом?
– Таким, что наш зять убежит сегодня вечером.
Карл встал с места.
– Слушайте, в последний раз я делаю вид, что верю вашим вымыслам; но предупреждаю и тебя, и мать – это в последний раз.
Затем он громко крикнул:
– Позвать ко мне короля Наваррского!
Один из стражей двинулся, чтобы исполнить приказание, но Франсуа жестом остановил его:
– Так делать не годится, брат мой, так не узнаете вы ничего. Генрих отречется, предупредит своих сообщников, они все разбегутся, а тогда и меня, и мою мать обвинят не в одной игре воображения, а в клевете.
– Чего же вы тогда хотите?
– Чтобы ваше величество во имя нашего родства послушались меня, чтобы во имя моей преданности, в которой вы убедитесь, ничего не делали сгоряча. Действуйте так, чтоб настоящий преступник, тот, кто в течение двух лет изменял вашему величеству своими замыслами, рассчитывая изменить потом и делом, наконец был признан виновным на основании неопровержимых доказательств и наказан по заслугам.