Королева Марго. Любовь в Варфоломеевскую ночь

Конечно, любовь к Генриху де Гизу, из‑за которой король Карл и королева‑мать столь жестоко избили ее, давно растаяла, хотя Маргарита до самой смерти вспоминала красавца герцога добрым словом. Но не только безвременно погибшего возлюбленного оплакивала королева, даже имея родственников и мужа, она осталась одна‑одинешенька на белом свете. Брат и мать готовы уничтожить ее, мужу она мешала, любовники все на час и не шли ни в какое сравнение с прежними, тем более с Гизом…

Одиночество, тоска, сознание опасности для жизни и одновременно собственной ненужности были просто невыносимы. Захотелось вдруг просто подняться на крепостную стену и шагнуть вниз, чтобы оборвать изломанную, исковерканную жизнь. Маргарита столько перенесла, будучи просто игрушкой в руках своих родственников, что не видела смысла защищаться и дальше.

Гиз — первая настоящая ее любовь — убит, причем так жестоко! Когда‑то только за то, что посмела любить герцога, Маргарита была избита братом, что привело к бесплодию. Мать, видя, как терзают ее дочь, не заступилась, но и потом столько раз ломала ее жизнь… Выдали замуж за нелюбимого, к тому же бывшего протестантом, фактически толкнув на преступление пред господом, потому что (теперь Маргарита это точно знала) разрешение на их брак с Генрихом Наваррой не было получено.

А когда она решила если не полюбить, то хотя бы наладить отношения с супругом и стать верной, хорошей женой в надежде, что получится родить ребенка, мать, нимало не считаясь с чувствами и намерениями дочери, подсунула ее супругу одну из своих красоток‑шлюх. Шарлотта де Сов сделала все, чтобы поссорить их с Генрихом. Отношения позже так и не восстановились.

Но и после Маргариту то не пускали к мужу, то прогоняли к нему. Ни дня, ни часа не было покоя… Но хуже всего, что родить так и не удалось, хотя брат во всеуслышание обвинял ее в рождении ребенка от Шамваллонна. Генрих обвинял, а мать молчала, хотя прекрасно знала, что у дочери вообще не может быть детей и что она сама в этом в немалой степени виновата.

Мысли Маргариты постепенно от погибшего Гиза ушли к матери. Екатерина Медичи часто поддерживала обвинения против собственного дитя, даже не дав себе труда узнать, справедливы ли эти обвинения. За что, почему она так не любила именно эту дочь? Но какая разница самой Маргарите, которая всю жизнь боялась строгую мать, старалась либо не попадаться ей на глаза, либо молчать в ее присутствии. Может, Екатерина Медичи не любила дочь, потому что ее любил отец?

И теперь королева‑мать готова уничтожить собственного ребенка только потому, что дочь посмела не подчиниться ее воле. Так, может, здесь, в Юсоне, вдали от строгого, почти ненавидящего взгляда выпуклых глаз, жить лучше? Пусть опасно, пусть не очень комфортно и обеспеченно, зато без необходимости постоянно держать ответ и чувствовать, что снова сделала что‑то не то.

Неожиданно Маргарита поняла, что так и есть. Именно в Юсоне, вроде в тюрьме, она была более всего свободна. Здесь она хозяйка, она устанавливает порядки и диктует правила. Здесь нет постоянного присмотра, нет дрожи в коленях, когда требуют в кабинет королевы. Здесь она королева, в том числе и своей судьбы. Пусть только в Юсоне, пусть за крепостными стенами, ограничивающими только вершину горы, но она свободна!

Понимание сделало Маргариту почти счастливой. Омрачало счастье только воспоминание о гибели Генриха де Гиза.

Маргарита не подозревала, что за много лье от Юсона в Блуа размышляет о жизни ее мать Екатерина Медичи. Тяжелобольная королева тоже вспоминала и пыталась понять, почему, прилагая столько стараний, она в результате не добилась почти ничего. У Екатерины Медичи был сильный жар, она простыла, дышала с трудом, в постели приходилось не лежать, а почти сидеть. Тянулась темная январская ночь, казавшаяся бесконечной…. Совсем недавно начался новый, 1589 год, о котором ее предсказатели Руджиери, сокрушенно качая головами, твердили, что год будет очень тяжелым для Франции и для королевской фамилии особенно.

Руджиери Екатерина Медичи верила и беспрекословно подчинялась всем их советам и указаниям. Братья не ошибались, они верно предсказывали все неприятности, правда, защититься от бед не получалось, но королева хотя бы знала о них. О Руджиери говорили, что они готовят для своей королевы яды. Никогда и никому Екатерина Медичи не открывала тайну и не собиралась делать этого впредь.

Мысли перенеслись на много лет назад, когда четырнадцатилетняя девочка, совсем не красавица, хотя и умница, прибыла в сопровождении своего дяди — папы римского — во Францию, чтобы стать супругой Генриха, юного сына короля Франциска I. Генрих не был наследником престола, потому король согласился женить его на итальянке Медичи. Это совершеннейший мезальянс, потому что принц женился на девушке из семьи банкиров. Правда, она была дальней родственницей жениха, поскольку в ее матери текла королевская кровь, но все равно Екатерину до сих пор звали итальянкой, а тогда еще и купчихой.