Королева острова

Стукнула дверь. Мой зять заглянул в комнату. Смуглая кожа его стала темнее, чем мне помнилось. Должно быть, он сам занимался своими полями. Возможно, если это и впрямь так, то он из «хороших» плантаторов.

– Мэм… – Жан-Жозеф кивнул мне, не отрывая взгляда от Шарлотты. Подошел к ней, приближаясь как в танце, медленно, напряженно, а потом закружил, будто не видел ее целую вечность.

Мои опасения насчет их брака развеялись.

– Почему они охотятся за вашей невесткой, Федон?

Жан-Жозеф уселся в кресло рядом со мной.

– Мы с братом не хотим молчать. Мы пытаемся получить голос в Совете острова. Но нам этого не позволяют – ведь мы цветные и католики.

– Нам пришлось провести еще одну службу, мама, англиканскую, чтобы Совет признал наш брак.

Ну что за вздор. Два венчания? Нужно носить с собой бумаги?

– Но почему?

– Как вообще можно объяснить предвзятость по отношению к нашим богослужениям? И не стоит рассказывать о цвете кожи, верно, мисс Кирван?

Верно.

В Лондоне черные и белые привольно работали вместе в доках и на полях. Многие цветные трудились в городе и магазинах, куда заглядывали мы с Китти.

И все же несложно было заметить ухмылки, трепетание вееров, когда обсуждали мою темную кожу, пока мои деньги не заткнули сплетников. Будет ли когда-нибудь на свете место, где важны лишь талант и любовь?

Жан-Жозеф тяжело вздохнул.

– На Роуз нацелились потому, что Жюльен стал подговаривать католиков. Если мы не согласимся остаться ниже их по положению, они навредят нашим женщинам. Как лучше запугать? Конечно, угрожая нашим сердцам. – Он разжал кулак и на миг закрыл глаза. – Если бы не доктор Хей, Роуз продали бы в рабство. Она гордая карибская женщина. И никогда не была рабыней.

Природный румянец на щеках Шарлотты побледнел.

– Не знаю, как бы я пережила, если бы меня заперли в тюрьме, мама. Бедняжка Роуз!

Я пристально посмотрела на дочь. Я не рассказывала ей о зле, что причинили мне или Китти, о душах, сгинувших в кипятильнях[63], о лечебнице на плантации па и прочей жути, что творилась на левой стороне его земли. Я не позволила себе это вспоминать. Я отказывалась говорить об ужасах. Слишком часто мне приходилось отмывать пол в лечебнице. С тех пор запах мяты для меня стал запахом смерти.

Возможно, я должна была больше объяснять, больше о себе рассказывать. А я вместо того нашептывала моей девочке о мечтах. Показала ей звезды, а не осколки разбитого стекла, что таились за моей улыбкой.

Теперь же Шарлотта слишком хрупка, чтобы выслушать.

Жан-Жозеф встал, одернул коричневые бриджи.

– Хватит печалей в моем доме. Давайте я расскажу вам о нашем урожае. – Он улыбнулся и начал перечислять количество акров и саженцев. Федон говорил легко и непринужденно. Мне подумалось, что Шарлотта и эта плантация были его мечтой.

– Вы видели поля, мисс Долли? Что скажете?

– Поля… Поля, как по мне… большие. У вас будет хороший урожай тростника.

– Жюльен строит нашу собственную кипятильню. И тогда мы станем сами производить сахар. Будем самодостаточны. Это убережет мою жену. Она может на меня положиться.

Я кивнула, надеясь, что так и случится, но сомневалась: вряд ли кто-то из мужчин на самом деле понимает, что такое для женщины зависеть от него.

Мое решение осталось неизменным. Я останусь на Гренаде и обеспечу безопасность дочери. Шарлотта сама увидит, что женщины Кирван способны пережить все.

Гренада, 1789. Мои права

С высоты Блейз-стрит я смотрела вниз на бухту в форме подковы, разглядывала кокосового цвета песок и дорожку из черного камня, что вела к мысу. Гренада казалась мне старой и степенной.

Вероятно, именно поэтому здесь так непросто: все они застряли в старом мышлении.

Местные белые плантаторы и торговцы уважали только белых, протестантов, англичан и мужчин.

Я проиграла по всем статьям. У меня был чудесный цвет кожи, я была счастлива в своем католичестве и уж определенно я была женщиной.

Море ревом воззвало ко мне. В Розо я могла спокойно подойти к воде или прогуляться вдоль реки.

Но не здесь.

Порой я не знала, доберусь ли до моря. Если бы Шарлотте не нужно было оставаться с мужем, я бы забрала всех в Лондон и начала все заново.

Я сделала неверный выбор, но надо было как-то жить дальше. Миссис Китти Кларк написала мне, что мой принц нашел себе другую Дороти: мисс Доротею Блэнд[64], ирландскую певицу.

В том и заключалась особенность любого выбора – после он преследовал вас, как застывшая маска смерти. Выдавив улыбку, я вошла в свой новый магазин.

Из кладовой показалась мами с полной охапкой товара и осмотрела меня сверху донизу.

– Больно ты задумчивая.

Уж ей ли не знать фальшивые улыбки, правда? Я забрала у нее горшки.

– О Розо вспоминаю.

– Долли, я так и не спросила, что случилось в той поездке…

– Я повидала разные чудеса. Магазины с большими окнами из стекла, полные товаров, какие я видала только в газетах или мечтах. Я хочу больше прилавков, я хочу… дверь.

В проем заглянул человек – из тех, кого я надеялась повстречать позже, когда тут освоюсь.

Джозеф Томас.

Даже если отвернусь, он не исчезнет, не видеть его не получится.