Королева острова

– Я спешу, мистер Гаррауэй. У меня назначена встреча. Берегите себя.

Он приподнял шляпу, и я взяла вожжи. Но тут Гаррауэй уцепился за борт повозки.

– Что ж, мисс Долли, хорошего вам дня. Надеюсь, дела ваши и дальше будут в порядке. Томас скоро вернется. Знаю, он захочет увидеться с вами.

Моя улыбка погасла.

– Хорошего дня, мистер Гаррауэй.

Я щелкнула поводьями, и лошадь тронулась. Успокоилась я только спустя два часа поездки по пустой дороге. Меня окутала тишина леса. Папоротники служили навесом. Куда ни кинь взгляд, всё покрывали мох и высохшая грязь.

Повозка медленно поднялась на следующий пригорок. Воздух здесь был более свежим и сладким. Вдоль дороги тянулись красные цветы, однако слева и справа от нее раскинулись большие сахарные плантации.

Точно так же я когда-то ехала в повозке па, изо всех сил не замечая окружавший со всех сторон ужас, вот и сейчас старалась не смотреть на страдания.

Но от меня не укрылось ничего. От вида полуголых тел, трудившихся в лесу, который славился клещами-краснотелками, сердце мое разлетелось вдребезги. Я уставилась на свои стиснутые кулаки. Не смея опять поднять взгляд, пока плантации не остались позади, пока правая сторона вновь не стала хорошей. С вершины горной тропы я посмотрела на простиравшуюся внизу долину.

Вспаханные поля. Бесконечная земля, расчерченная тростником, тянувшимся к солнцу. Потом я увидела смуглых и чернокожих людей в ботинках и шляпах, которые смахивали на соломенные крыши.

Это и было поместье Бельведер, новый дом Шарлотты.

Сердце у меня упало.

Отче, пусть цветные не будут так жестоки, как белые. Пусть не секут кнутами, пусть наказания не будут столь беспощадны.

Если бы не Шарлотта, я бы развернулась и притворилась, что не видела этого, не видела, как свободные цветные опускаются до соблазна владеть себе подобными, как ненавистные белые.

Задыхаясь от всхлипов, я затаила дыхание и стала считать. А потом позволила себе забыть. Как на Монтсеррате, я перестала видеть поля. Сосредоточила свои силы на Шарлотте и доме с зелеными ставнями.

Должно быть, моя дочь меня заметила. Она выскочила навстречу и помчалась со всех ног. Как только я спустилась на землю, Шарлотта обняла меня.

– Я здесь, детка, я здесь.

Не знаю, долго ли мы так простояли, сжимая друг друга в объятиях. Знала одно: вот где я нужна, здесь, а не в Лондоне.

– Мама, тут белые. Они полны ненависти. Все время пытаются нас уничтожить. Они заберут нас в рабство.

Я немного отстранилась и обхватила ладонями ее лицо.

– Что сделали эти белые?

Она стиснула в кулаках ткань своего хлопкового платья с высокой талией.

– Требуют бумаги на всех свободных цветных. Кто не докажет, что был выкуплен или свободен по рождению, будет продан губернатором.

Шарлотту растили как дочь Келлса, богатого производителя рома. Она молилась с белыми и танцевала с ними. Что же стряслось такого, отчего моя девочка стала их бояться?

– Объясни, детка.

– Многих жен цветных плантаторов посадили в кутузку. Жену Жюльена, Мэри Роуз, чуть не продали.

Я прижала ее к себе. Пусть мое колотящееся сердце говорит за меня. Я не позволю никому – ни белому, ни цветному – обидеть мою дочь.

– У меня есть копии твоих бумаг. Тебе ничего не грозит.

– Рад видеть вас, мисс Долли. – На крыльцо вышел муж Шарлотты. За рукав его рубашки цеплялась молодая девушка в яркой золотистой блузе и зеленой пышной юбке. Мне понравились ее прекрасные волосы: заплетенные в косу, уложенные короной и убранные под красно-зеленый тюрбан.

– Мисс Долли, – сказал Жан-Жозеф, – это моя невестка, жена Жюльена, Роуз. Мэри-Роуз Федон.

Протянув Шарлотте носовой платок, я кивнула Роуз и подала ей руку. Та приняла ее.

– Рада с вами познакомиться, мисс Кирван.

– И я рада, Роуз. Зовите меня Долли.

Глаза у нее были ясные, благородный подбородок высоко поднят. С трудом верилось, что эту женщину неделями держали за решеткой. Моя бедняжка сестра всего лишь за день стала совершенно другой.

– Хорошо, мэм. – Она повернулась к Жан-Жозефу. – Не надо меня обратно провожать.

– Нет, Роуз. Ты знаешь: мой брат не позволит, чтобы женщины Федон ходили без защиты.

Цветных женщин все еще бросают в тюрьму? У меня участился пульс. Пара минут наедине с Шарлоттой – и я пойму, нужно ли расторгать аренду дома и немедленно увозить дочь с Гренады.

Гренада, 1789. Мое решение

Шарлотта устроила меня в своей уютной, цвета морской волны гостиной. На небольшой бамбуковый столик у моего кресла она поставила поднос с чаем из листьев гуавы и нарезанными абрикосами. Они оказались очень сладкими и шелковистыми, лучше я никогда не пробовала, даже на Монтсеррате.

Открыв свои документы, Шарлотта одними губами произнесла: «вольная». На лице у нее появилось облегчение, крепкая хватка, сжимавшая мое сердце, тоже разжалась.

– Скажи мне, пока не вернулся твой муж… Федон, он… хорошо с тобой обращается?

Прекрасные темные глаза моей дочери моргнули, щеки заалели румянцем.

– Да. А почему ты решила, что нет?