Королева острова

– Мы с Фанни поженились, когда были очень молоды. Она ничего не знала ни обо мне, ни о моей расе. Я признался, когда умер наш сын. Она меня возненавидела. Теперь Фанни больна и не хочет умирать в одиночестве. Ее священник засыпает меня просьбами все исправить.

– Ты снова стал католиком?

– Я всегда им был, но способен высидеть любую церковную службу. – Он запустил пальцы в свои черные волосы, будто хотел раздавить себе череп. – Ее последние месяцы должны пройти спокойно. Теперь я могу все исправить. Предложить ей то, чего у нас никогда не было.

Мое разбитое сердце замерло.

– Предложить что?

– Я возвращаюсь к Фанни. И беру Катарину с собой.

Я рухнула в свое кресло, кресло, в котором по глупости собиралась обсуждать нашу жизнь, наших детей.

– Нет, Козевельд, нет.

– Долли, она прекрасно впишется в мой мир. Дочь получит образование, у нее будет все, даже то, чего нет у меня.

– Ты хочешь, чтобы Катарина выдавала себя за белую и жила подобно тебе, в страхе быть разоблаченной?

Он поморщился.

– Это во благо. А ты можешь дальше воплощать свои мечты. Тебе не нужен ребенок, чье появление на свет тебя так опечалило.

Я вскочила и влепила ему пощечину так сильно, как только могла.

– Ублюдок! Думаешь, для меня дела дороже моих детей? Думаешь, если я грущу, значит, не хотела ребенка?

– Ты пожертвовала временем с Шарлоттой, с Эдвардом и со мной, чтобы развить успех своего предприятия. И ты должны была это сделать, чтобы добиться желаемого. Теперь я это понимаю. Я не стал бы просить тебя отказаться от своей мечты или сбавить темп. Если бы ты была мужчиной – никто бы и не подумал о таком просить.

Келлс поступил умно, используя каждый мой страх – от послеродовой хандры до провала моих мечтаний – против меня. Я вцепилась в его жилет, отрывая пуговицы.

– Не делай этого. Если тебе нужно уехать – уезжай, но не забирай Катарину.

– Это к лучшему. Тебе никогда не придется объяснять Катарине прошлое. Ты позволила Шарлотте думать, что она моя. Ты никогда ей не рассказывала, кто ее настоящий отец. Ты хочешь утаить правду, как и я.

– Я никогда не лгала, Келлс.

– И никогда не говорила правды, но я люблю Шарлотту. Я бы хотел, чтобы она была от меня.

– Тогда бы ты и ее украл?

Он прикусил губу и опустил взгляд.

– Катарине Келлс не нужна вольная, ей не нужно знать весь пережитый тобой ужас. Она будет свободной – нашей с Фанни дочерью.

Его слова отдавались эхом, проваливаясь в дыру в моей душе. Цветной или белый – Келлс был мужчиной. Он обладал властью над ребенком, на которого претендовал, и над тем, на которого не претендовал.

– Неужели ты способен так поступить?

Келлс потер подбородок, на светлой коже все еще краснел отпечаток моей ладони.

– В Англии у Катарины появится будущее.

– Поскольку она не станет чьей-то наложницей, как я.

Он вернулся к своему столу, достал кошель и высыпал монеты.

– Это на вольную Эдварда. Я люблю его, но он останется с тобой.

– Потому что у него темная кожа. А это твои сорок серебреников?

– Не надо меня ненавидеть. И не позволяй моему мальчику ненавидеть меня.

Я чуть не задохнулась.

– И что же я ему скажу?

– Что клятвы, данные Господу, важны.

Я с трудом вспомнила, что все еще стою, а не провалилась сквозь половицы. Келлс сжал мои плечи.

– Долли, я не хотел этого и не планировал.

Как у него выходило выглядеть таким страдающим, если все это он сам и устроил?

В прошлый раз, когда Келлс подсовывал мне деньги, я от них отмахнулась. На этот – забрала, чтобы узнать, сколько он задолжал нашему прекрасному сыну.

– Гроши для Эдварда. Мои деньги освободят его, мои!

– Живи в Обители, Долли. Я оставлю тебя за главную. Твое предприятие процветает. Живите здесь.

– Хочешь, чтобы я осталась и ждала, пока ты вернешься, ждала, пока умрет какая-то женщина, чтобы снова жить жизнью, которая была ложью? Ни за что. Ты выбрал себя и Фанни, а не нас – семью, что мы создали.

Он хотел удержать меня, но я убежала. Вслед раздались шаги Келлса. Я заперлась в детской и бросилась к колыбели Катарины. Он заколотил в дверь.

– Миссис Рэндольф! Дайте ключ!

Время блаженства истекло. Я потеряю еще одну дочь.

– Катарина…

Она улыбнулась и сморщила ротик. Я дала ей все, что у меня было, – мое благословение.

– Моя пикни дем, моя крошка, моя малютка, я люблю тебя.

Скрипнула дверь. В тишине Келлс скользнул внутрь комнаты, сунул мне в руку бумаги и унес нашего ребенка прочь.

Часть третья Противостояние

Я защищала свою жизнь и свою правду.

Доминика, 1784. Смятение

В Розо, на острове Доминика, солнце грело совсем иначе. Было так же жарко и солнечно, как в Демераре, но воздух казался менее сухим, более снисходительным к моей коже. Берега на западной стороне Доминики не были болотистыми, как уверял Полк. Он хотел, чтобы мы остались в Обители.

Но мой дорогой друг оказался прав насчет пения в заливе.

Йо-йо-йо…

Мужские голоса с тягучим акцентом сливались с ветром. Рабы, одетые лишь в коричневые набедренные повязки, стояли рядами по двое вдоль бортов глубоко сидящей лодки.

Йо-йо-йо…