– Ее величеству дурно! – воскликнул отец Люсиан, вскакивая.
Если я сейчас же не возьму себя в руки, эти шакалы разорвут меня.
– Простите, корсет затянут слишком сильно, – я выпрямилась. – Продолжим чуть позднее.
У меня даже хватило сил, чтоб добраться до своих покоев, где я упала в кресло. Меня трясло, перед глазами плясаи черные мушки, а звуки доносились, как свкозь вату. Одна из фрейлин подала мне стакан воды.
– Примас вас расстроил? – вежливо спросила другая, обмахивая меня веером.
– Он отказывается скреплять союз, – выдавила я.
Фрейлины заохали, запричитали, заметались по комнате, как стайка перепуганных разноцветных птиц. От их мельтешения у меня поплыли цветные пятна перед глазами, я откинулась головой на спинку кресла, пережидая назойливый звон в ушах.
Город Тиц, возле которого располагалось поместье барона деи Брассель, стоял в месте слияния трех рек, Эрикса, Салоты и Аноры, течение которых было весьма бурным и своенравным. Узкое каменное дно и стремительное течение порождали обширные водовороты, где часто гибли суда. Предусмотрительный бургомистр, зная о такой особенности коварной реки, всегда держал дозорного на специальной вышке, и на берегу с десяток лодок, оснащенных сетями с поплавками. В случае сигнала лодки выходили на воду, перекрывая русло сетями и вылавливая тонущее имущество. Если хозяев не находилось, все добро считалось законной добычей города. Тонули сразу только люди и тяжелые, окованные железом сундуки, каждый капитан знал об этом, и грузы по Эриксу и Аноре предпочитали провозить в бочках или плетеных коробах, обшитых промасленной тканью. Пеший путь занимал неделю, а река доносила грузы за сутки, и риск был вполне оправдан.
Все это мне почтительно доложила новый секретарь, которую я немедленно вызвала, как только немного пришла в себя. Между прочим, взяла девушку на это место, что тоже вызвало бездну слухов.
– А люди? – резко спросила я, отставляя чашку с успокоительным настоем.
– Жертвы бывают, но благодаря сетям с поплавками, весьма редко, – уклончиво ответила секретарь. – Не умеющие плавать могут зацепиться и дождаться помощи.
– Списки погибших немедленно ко мне в кабинет, как только будут изестны имена.
Не хочу, не хочу я жить в этом неправильном фэнтези! Хочу в нормальное фэнтези, с милашками-эльфами, властными драконами, дерзкими оборотнями, хочу, чтоб все было красиво и приятно для меня! Что эти попаданки вечно жалуются, сюда бы их. А то мучаются, бедные, между несколькими героями и страдают оттого, что все их страстно хотят. И тут хорошо и весело все начиналось: поклоны и реверансы, отбор женихов. Когда это все в страшную сказочку превратилось?
Секретарь с поклоном удалилась, а я стала усиленно размышлять. В тот день из дворца уехали пять семей, увозящих новых воспитанников. За день до этого – еще три. Благотворительный комитет работал весьма эффективно. Почему Штернблум прицепился к деи Брасселям? Там было еще несколько мальчиков подходящего возраста. А на своем хуторе Грудисы еще три месяца назад соорудили могилку на маленьком семейном кладбище. Дети часто умирают. Таскали ребенка невесть где, простудили, вот и помер, бедняжка. Отпет и похоронен. Сельчане посочувствовали да разошлись. Ведьму изгнали из деревни.
Нет, я все предусмотрела, никаким образом Марка найти не могли! Жером видел мальчика лишь один раз, в темноте кареты, и опознать его не сможет. Кораблекрушение у Тица было случайным, а граф просто решил проверить мою реакцию, ведь он отлично знал исход моей беременности. Считал, что знает. Я замела все следы. Переживать за погибших – вполне естественно, ничего особенного я им не продемонстрировала, обычная нервная реакция чувствительной особы на неприятную новость. Да еще и туго затянутый корсет. На него вообще все, что угодно можно списать, от обморока до преждевременных родов.
Примас пригласил графа Штернблума отведать сорокалетнего ирцкого вина. Граф принял приглашение. Два стервятника кружили рядом, присматриваясь к противнику. Граф досадовал, что забыл про Обитель, поглощенный войной с Цитаделью. Магов Цитадели, высоколобых теоретиков, он презирал, и уничтожил без особого труда, затем увяз в мятеже, очаги которого пришлось давить в разных местах целых пять лет. А Обитель не принимала участия, отстранено и свысока наблюдая за происходящим. Адепты и ученики тоже обладали магией, и граф понял, что был преступно небрежен, презирая вечно ползающих на коленях приспешников веры. Они проповедовали невмешательство, недеяние, уступчивость и были, казалось, поглощены лишь внутренним духовным ростом, почти не выходя за пределы Обители. Граф понял, что совершенно не знаком с их потенциалом и не знает, чего от них ждать. Что они там практиковали за закрытыми стенами?
– Позвольте вас представить кое-кому, – улыбнулся Примас, открывая дверь своих апартаментов.