Он непроизвольно углубился в историю движения «Молодой страж», которое возникло в Польше в 1913 году, и в настоящее время создано в Берлине. Глава скаутов упомянул один из главных принципов молодежного сионистского движения. Основной упор делается на воспитании нового человека в свободном еврейском обществе в новой стране. Уметь жить в коллективе и сдерживать свои страсти, отучиться от эгоистических черт во имя общества, сосуществовать с ближним в самом высоком смысле этого слова. Хойна, студент медицинского факультета университета имени Гумбольдта, произвел впечатление на Артура серьезным выражением лица и воспитанностью. Именно таким представлял Артур интеллигентного парня, и потому поделился своими размышлениями:
— Не может быть, чтобы вы воспитывали детей в духе противостояния всем вокруг, — сказал Артур, считая, что во главе воспитания должны стоять общечеловеческие и эстетические ценности.
На что Хойна ответил негромким спокойным голосом:
— Мир не имеет значения, Израиль — центр всех наших устремлений.
И не оставил даже малейшей лазейки к компромиссу. И все же проблема была решена: Бертель выступит в белой рубахе, но в простой синей юбке и подкованных гвоздями ботинках.
В эти безумные дни движение скаутов в Берлине сильно меняется. Приехавший из Палестины Мордехай Шенхави занимался с вожатыми и инструкторами еврейской молодежи, памятуя, что воспитанники в значительной степени пришли из семей, исповедующих социал-демократию. Бертель восхищалась Мордехаем из-за того, что он дал ей ивритское имя — Наоми, но еще и потому, что принципы движения «Ашомер Ацаир» — «Молодой страж» — были ей близки.
Необычные вещи происходят в доме. Отец откликается на призывы еврейской общины и загорелых и крепких парней-скаутов. Он, который согласен с «катастрофическим движением по имени сионизм», приглашает израильтян к обеденному столу, внимательно прислушиваясь к рассказам о проекте еврейского заселения Палестины. И Бертель гордится семейным вкладом в дело сионизма.
Глава седьмая
Семью Френкелей лихорадит. Артур вернулся из санатория в Давосе и теперь заходится в тяжелом кашле. Два месяца назад он простудился в Карлсруэ, и с тех пор состояние его здоровья не нормализуется. Температура то поднимается, то падает. Его голос срывается, и лицо кривится от боли. Дед не возвращается в усадьбу. С каждым днем усиливается его тревога за здоровье сына. Доктор Герман Цондек, член товарищества любителей творчества Гёте, один из постоянных посетителей дома Френкелей, их семейный врач, а также доктор Вольфсон считают, что острое воспаление распространяется на единственное легкое Артура, которое в последние годы функционировало более или менее нормально.
Фрида отключила электрический звонок, чтобы беречь нервы больного. После возвращения хозяина из Давоса она мечется между врачами, медсестрами и посетителями, которые не оставляют дом в покое.
Бертель замкнулась в своей комнате, и страх за отца снедает ей душу. Только бы тот необычный поступок, который он совершил для нее два месяца назад, не закончился катастрофой.
Тогда отец стоял рядом с Фридой в комнате, следя за тем, чтобы она укладывала в чемодан лишь необходимые вещи. Когда Бертель вошла, он неожиданно сказал:
— Фрида, я возьму с собой девочку к Альфреду. Положи одежду и для нее.
Такая спонтанность не была характерна для отца, человека уравновешенного, взвешивающего каждый свой шаг. Это внезапное решение отца — взять Бертель к любимому брату Альфреду — удивило всех домашних. Взволнованная, она даже вопреки правилам вместо ненавистной отцу темной рубашки надела белую — и синюю, в складочку, юбку.
Она сидела рядом с отцом в вагоне первого класса, полная благоговейного страха, и тепло любви, которое она никогда раньше не ощущала, охватывало ее. Впервые в жизни она была по-настоящему близка к отцу, всегда казавшемуся далеким и недоступным. Отец, одетый в черный, с иголочки, костюм, разговаривал с ней на разные темы. И всю дорогу до Карлсруэ, города на границе Франции и Германии, она испытывала душевный подъем от мысли, что отец относится к ней по-особому, что из всех детей он выбрал для поездки к своему брату именно ее.
Это необычное посещение дома дяди стало неизгладимым впечатлением. Едва она пересекла порог дома, как у нее возникло чувство неловкости от избытка уважения, которое дядя ей оказывал. Таинственный полумрак окутывал стены, скрытые книжными полками, и огромный письменный стол в кабинете дяди. Бесконечные споры возникали в беседах братьев. В этой домашней библиотеке она сидела между братьями, следя за грузными движениями дяди, и в ушах ее звучали насмешки деда над серым скучным миром своего первенца Альфреда, специалиста по древним классическим языкам, которые он и преподавал в университете. Это отталкивало деда от сына. Всеми силами души она восставала против семейных мифов о ее сходстве с дядей-профессором. Да, она странная, но не сухая чудачка, каким домашние считают дядю Альфреда.