«Знаки, знаки, – президент взволнован, – и тогда, в 1932, я видел знаки на стенах. Я оказался в Берлине в судьбоносный день выборов, когда тринадцать с половиной миллионов немцев отдали голоса за Гитлера, подняв его партию на второе место в парламенте. Я стоял в метро среди массы людей, следящих за световым табло, на котором высвечивались результаты выборов. Первая строка принадлежала президенту Гинденбургу от правящей социал-демократической партии. Но постепенно строка, принадлежащая Гитлера начала ползти вверх… Да, знаки на стенах».
Наоми слушает рассказы Шазара и переносится в иное время. 1915 год. Российский подданный Залман Рубашов заключен в лагере в Дебрице, куда собрали тысячи евреев. Курт Блюменталь молодой лидер сионистов Германии, пытается освободить его. Залман в Берлине, но его права ограничены. Ему разрешено гулять лишь по одной улице. Он обречен на полуголодное существование в рабочем квартале, в северной части города. Крики женщин, запах влажного белья из окон смешивается с запахом капусты. Желудок мучительно пуст. Но Шнеур Залман не жалуется. Он, молодой историк, витает в мире идей и мечтаний среди жалких серых домишек и их нищих обитателей. А обитал он здесь из-за библиотеки еврейской общины, в которой подрабатывал. Книги утоляли его духовный голод. Он встречал здесь интеллектуалов, имена которых громко звучали в еврейском мире. Из центральных районов города в эту библиотеку приезжали Агнон, доктор Симхони, Бердичевский. Тут высокое духовное горение оттесняло запахи нищеты, голода, стен, покрытых плесенью. Война продолжается, но от молодого еврея из России отступает голод. Богач Иосиф Залцман прочитал в сионистской газете «Идише Рундшау» статью Залмана, вызвавшую большой интерес у читателей, и взял парня учителем иврита. Шнеур Залман написал прекрасный некролог памяти Давида Кахане, автора книги «История приверженцев Каббалы, Шабтая Цви и хасидов». Богач Залцман щедро платил ему за уроки иврита, да еще сделал ему рекламу. У Шнеура Залмана появилось еще двое учеников. В жалком переулке он пишет книгу о Священном Писании, а в библиотеке делает еженедельные обзоры прессы Палестины и прессы на идише в Польше, по просьбе сионистского комитета Германии. Дни бегут, и Шнеуру Залману разрешается покидать жалкий переулок. Его берут в редакцию еженедельника «Идише Рундшау». Германия оккупировала Польшу, и немецкие евреи начинают интересоваться евреями восточной Европы, их делами и обычаями. Залман рассказывает читателям о том, что происходит в литературе на языках идиш и иврит. В 1916 году редакторы еженедельника выпускают сборник на еврейские темы для солдат-евреев германской армии, воюющих на разных фронтах и в большинстве своем оторванных от еврейской жизни.
Стук в дверь. Домработница Президента в черном платье, белом фартуке, с волосами, аккуратно повязанными кружевной белой лентой, вносит поднос с чаем, печеньем и бутылкой коньяка. В комнате жарко, а снаружи все еще свирепствует буря. Президент встает со стула и направляется к книжным полкам у стены. Достает книгу «Мидраш Раба» (Большой комментарий). Она же думает о том, что политика забрала многих людей высокой духовности. Шазар рожден для работы духовной, ему свойственно сидеть среди книг, рукописей, исследований, а не заниматься политикой.
«В конце 1917, – рассказывает Шазар, – приехал в Берлин Шломо Капланский и тотчас начал создавать отделение «Поэлей Цион» (Рабочие Сиона). Он поставил перед нами задачу – привлечь во имя сионизма социалистический интернационал. Распределил между нами работу, по странам. Берла Локера сделал ответственным за связи с восточной Европой, а меня – за связи с Германией. Я обратился к лидерам германских социалистов Бернштейну и Блоху, и получил от них согласие – напечатать статью об организации «Рабочие Сиона» в социал-демократическом ежемесячнике «Социалистише монатсхафте» (Социалистическом ежемесячнике) «.
Президент сделал глоток коньяка. Твердо ставит стакан на стол и начинает рассказывать о Германии до революции.