«Я читал лекции о еврейских мессианских движениях в организации сионистских студентов. Три студентки Адаса Перельман Калвари, ставшая затем Адасой Розенблит, и две сестры Горовиц, выступили с протестом против мужского засилья, ибо лекции читались только мужчинам. Их борьба закончилась успехом, и они были допущены на лекции молодого преподавателя Залмана Рубашова. Они записали от руки все лекции, отредактировали стиль текстов, переведенных на немецкий язык, и, собранные вместе, они были изданы отдельной книгой. Большую роль сыграла в моей жизни декларация Бальфура я хорошо помню день, когда было получено сообщение об этом. Оно считалось секретным, ибо исходило от державы, враждебной Германии, и только немногие знали о нем. Мы, эти немногие, шагали по Эксише Штрассе и Паризер Штрассе, центральным улицам западного Берлина, добрались до небольшой площади, где уселись и стали обсуждать и строить наше будущее. Еврейское государство уже виделось нам, как на ладони, и, казалось, свершаются наши надежды и мечты. И вот спустилась ночь – ночь великих надежд. В ту же ночь мы решили создать тайный союз, целью которого была немедленная репатриация в страну праотцев. Спустя неделю мы, восемь человек, собрались на квартире Макса Мейера. Там были Бубер, который был как бы нашим «раби», Людвиг Штраус, Китаин, Лили Цадик, Маргарита Финер, Адаса Перельман и я. Целью нашей было – проникнуть в круги сионистского движения и сделать так, чтобы главной целью была репатриация в страну Израиля. И чтобы там построить еврейское государство, основанное на высоких нравственных и общественных ценностях. Тогда нам виделось, что государство стоит буквально за нашими спинами, и определение его целей уже может осуществиться завтра. В отношении второй цели мнения разделились. Я видел себя представителем трудящихся, и считал, что государство должно строиться на принципах социализма. По Буберу, главное было, чтобы государство было справедливым. Китаин считал, что нет необходимости в точных и окончательных определениях, потому что наиглавнейшее и общее для всех это «Всевышний – Бог Израиля». Но все считали, что следует сконцентрироваться вокруг рабочего движения. Мы не говорили о получении мест власти в сионистских профсоюзах, а только о духовном влиянии.
Название нашей тайной организации дал я – «Цват» (Клещи). В нем был двойной смысл. Это аббревиатура слов «Сион будет выкуплен Судом» – «Цион бэ мишпат типадэ» А «Клещи» – это тот мистический инструмент, который был создан по Агаде в субботний вечер с наступлением сумерек. А в второй смысл в том, что ничто само собой не делается – «Цват бэ цват асуя» – «Клещи сделаны клещами». Буберу очень понравился этот символ. Он даже сказал: это вдохновляет!
Первое принятое решение кружка «Цват» – репатриация в землю Обетованную при первой возможности. Мартин Бубер посчитал недостаточным это решение и потребовал от всех нас дать обет держать это решение в тайне. Мы дали клятву, что осуществим репатриацию. Только Маргарита Финер не дала клятву и извинилась, что не может в этот момент обязаться, ибо не знает, с кем в будущем свяжет свою жизнь, и не в ее силах обязать будущего супруга выполнить решение, к которому он изначально не был причастен. Все мы были охвачены первопроходческим духом.
Ицхак Бен-Цви и Давид Бен Гурион занимались этим в Америке. Вдвоем они написали статью, призывающую репатриироваться. Я перевел эту статью на немецкий язык и опубликовал в газете «Дер Йуде” (Иудей). В той же газете я напечатал несколько статей о рабочем движении в Палестине. Клятва, которую мы дали в нашем кружке, не видится нам чем-то особенным. Мартин Бубер вел наше собрание, на котором мы дали поклялись, и обязал нас хранить это в тайне. Так и было до того дня, когда Бубер сам открыл его».
«Это было в день вашего семидесятилетия», – вспоминает Наоми.
«Верно. Это было в мой день рождения, в доме Мазара, когда мне исполнилось семьдесят. Целая жизнь отделяла от дня клятвы в Германии до открытия секрета в Израиле. После этого я был освобожден от клятвы. Но я хорошо помню тот вечер. Он, по сути, хотел в нас вдохнуть дух масонства, и много внимания уделил внешним знакам. Я сформулировал принципы нашего общего обязательства. В нем было два принципа: репатриация и справедливость при создании еврейского государства. Бубер же считал, что должно быть три принципа, ведь считается, что все добрые дела приходят утроенными. Я даже рассердился на него из-за того, что внешнее ему важнее содержания. Вокруг маленького кружка мы создали широкий легальный круг, назвав его «Поднимающиеся в Сион» (Олей Цион). В то же время мы создали и Народный дом. Там проводили наши заседания и читали лекции. Там я рассказывал о Переце, Шалом Алейхеме, и разных литературных темах. Среди слушателей я помню Гершома Шалома. В кружке «Поднимающихся в Сион» было от 40 до 50 человек.