Вначале мне казалось, что Дики на этот раз доволен. Он замолчал, закурил, и я вздохнул с облегчением. Попросил официанта принести горячий кофе, ибо мой совсем остыл. Но как только тот принес чашку, Дики снова взялся за свое. В эту ночь, которую я полагал последней на земле Германии, я так и не сумел выпить чашку горячего кофе. Ты понятия не имеешь, отец, какой ливень слов, бесчисленных и бестолковых обрушился на меня.
– Да, я физик, человек науки. Но в данный момент это не ответ на вопрос: кто я. Я какая-то помесь. Со стороны матери – американец, со стороны отца – европеец. Немного христианин, немного еврей. Человек точной науки, а душа моя тянется к общественным утопиям. Я – все, и я – ничего! Но если я ничто, я могу быть всем. Если я разделен между разными мирами, значит, в моих силах перескакивать из одного мира в другой.
– Да, да, – ответил я ему со вздохом. В общем, я не сумел ответить Дики на все его вопросы, и попросил его встать и двигаться вместе со мной в порт.
– Нет, – ударил Дики кулаком по столу. Этот человек переупрямит любого осла. Вдруг ему стали не нужны ни Копенгаген, ни наука, ни физика. Маленький порт в небольшом городке расширился в порт, врата которого гигантские силы закрыли перед Дики, потому что он – Дики, просто Дики. Он должен вначале сделать все возможное, чтобы дознаться, кто он. Хочет он по очереди быть – нацистом, верующим христианином, верующим евреем, но, в первую очередь, он должен поехать в Мюнхен и начать поиски своей идентичности в логове нацизма. Тут уже я закричал:
– Ты сошел с ума, Дики? Хочешь нарядить нас в коричневые мундиры?
– Почему бы нет? Мы ведь – половинки, ты и я. Забудем на миг, кто наши отцы.
Итак, Дики обнаруживает в себе скрытую тягу к нацизму. В сложный и запутанный сюжете основан на информации, переданной Наоми британским профессором Тревором Ропером, свидетелем на Нюрнбергском процессе. Гитлер издевался над любимыми псами каждый раз, когда впадал в ярость. Перед тем, как покончить собой, он уничтожил псов, которые его сопровождали. Эта картина встает в ее воображении. Эсэсовец стегает с вожделением кнутом пса, среди пения и танцев, смеха и восторга. «Что это за пес, который не умеет подчиняться?!» – говорит эсэсовец, нанося собаке последний смертельный удар. Собака страшно воет, истекая кровью.
В двадцатые годы двадцатого века мировоззрение считалось важным правом человека и его визитной карточкой в обществе. Гейнц отдалился от политики, но она, вопреки его желанию, сама ворвалась в его жизнь и захватила в свои жестокие клещи. После войны экзистенциализм заполнил оставшееся пустое пространство. Это отразилось в сюжете романа, как конфликт между мировоззрением и совестью.
Как отличить правду от вымысла… К рассказу, что слышал Израиль от студента-еврея, во время путешествия по Германии, Наоми добавила толику вымысла. Авраам рассказал тогда Израилю, что премьер-министр Венгрии, фашист Хорти, издал декрет, ограничивающий число евреев, желающих учиться в университетах. Это заставило Авраама записаться на медицинский факультет в Германии и жить в семье близких родственников – христиан. В шестнадцатом веке его далекий предок, сын священника из Дрездена, принял иудаизм. Он осел в Венгрии и стал главой еврейской общины. Потомки его обладали типичной прусской внешностью. Блондины, голубоглазые, рослые, занимались сельским хозяйством и торговлей, и, при этом, были интеллектуалами. В девятнадцатом веке на торговой ярмарке в Лейпциге случайно встретились представители иудейской и христианской ветвей рода.
Наоми вспоминает, что недалеко от их дома в Берлине жила семья, один из сыновей которой был посажен в тюрьму. Семья была известна своей принадлежностью к крайне правой военной организации «Фрайкорпс», выступавшей против Веймарской республики. Члены этой организации планировали убийства лидеров рабочих Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Вильгельма Пика. Из их среды вышел Генрих Гиммлер.
Наоми связывает судьбу еврея Авраама с экстремистом, осужденный на пятнадцать лет тюрьмы.
Наоми развивает историю старшей сестры. Эдит приходит на свидание с Эмилем тюрьму и понимает, что уже никакой любовной связи с нацистом быть не может. Начинается ее роман с коммунистом Эрвином. И Эмиль и Эрвин – немцы, а Эдит – еврейка. Тонкая интеллигентная девушка, тянется к чему-то иному и чуждому. Осознав, что своей связью с Эмилем она предала своего отца, девушка снимает с руки материнский золотой браслет, считая, что недостойна его носить.