Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая

С разбитым сердцем возвращается она к письменному столу, к своим героям – скульптору, графу Оттокару и еврейской девочке Иоанне, которая любит графа.

Граф Оттокар фон Ойленберг не может понять, что творится в душе его молодой подруги.

Он осторожно снимает синий берет с ее головы. Кладет руки на ее волосы и говорит с печалью: я ведь не закончил твой портрет. Она освобождается от его рук. Лицо ее бледно, глаза блестят, и вся она выглядит такой, какой он любит ее видеть.

– Я бы не согласилась, чтобы ты еще меня рисовал.

– Почему, Иоанна?

– Картина была уродливой. Это не я…

Оттокар не отвечает, лишь притягивает ее за плечи.

– Смотри на меня, Иоанна. Она поднимает к нему лицо и закрывает глаза. Он словно изучает каждую черту ее девичьего взволнованного лица и говорит с нежностью:

– Как бы ты хотела, чтоб я тебя нарисовал, Иоанна? Как девочку? Как девушку?

– Нет! Нет! – жаль, что на не может раскрыть ее тайну. Она уже не девочка. Она хочет, чтобы он нарисовал ее женщиной.

Иоанна достаточно повзрослела для того, чтобы связать свою жизнь с еврейскими традициями. Она хочет носить семейные драгоценности, оставленные ей в наследство тетушкой Герминой. И ее не интересуют правила Движения.

И внезапно возникла перед Наоми большая картина в пустой комнате бабушки, в доме профессора, в этом городке, имеющем вид развернутого веера, и на этой картине она увидела себя в драгоценностях тетушки. Она хотела, чтобы Оттокар изобразил ее с этими драгоценностями и сверканием вечности в ее глазах. Мечтательным голосом она говорит Оттокару:

– Я хотела бы, чтобы ты нарисовал меня. Да! Но… в наряде со всеми драгоценностями.

«Текст романа превосходен!»,

Израиль уже оценивает всю трилогию целиком.

Третий том явно превосходит два предыдущих.

Израиль находит в нем важные образующие элементы в описании: общее настроение у разных героев, столкновения между ценностями, создающий глубокий кризис в обществе. Драмы героев романа осложняются духом времени. Исторические персонажи производят драматические изменения в жизни личности.

Израиль тонкий литературный критик, не упускающий никакой мелочи, он понимает значимость написанного женой.

Его пальцы мягко прикасаются к волосам жены: «Люди не всегда поймут стиль твоего письма».

Он считает, что только Агнон смог бы сравниться с ней по силе таланта.

Глава двадцать четвертая

Молодые говорят о своем праве кричать. О стариках говорят, что им лучше всего молчать. Израиль моет руки, говорит Наоми: «Ты страдаешь от моей старости?»

«Ты что, с ума сошел?»

Израиль в депрессии. Выражение его лица говорит: «мне скоро конец».

Он больной человек, стареющий рядом с молодой женой и маленькой дочкой. Враги за его спиной нашептывают всем, что Наоми – женщина молодая, красивая, и у нее есть любовник. Израиль целыми ночами ворочается в постели, не смыкая глаз. Его беспокоят мелкобуржуазные настроения в кибуце. Его великая мечта разбивается вдребезги. Он все более убеждается в том, что кибуц это утопия, которую невозможно реализовать.

Страх не оставляет Наоми. Доктор Падэ говорит, что продолжительность жизни Израиля зависит от его душевного состояния. Но больного волнует, что его единственная дочь страдает от того, что ее интеллектуальные родители чужды кибуцу. Дочь хочет быть такой же, как окружающие ее люди, а вовсе не выделяться своими странностями и непохожестью. Она хочет видеть своих родителей тружениками, а не паразитами. Она хочет иметь нормальную мать, которая хотя бы печет пироги, как все остальные матери. Израиль смеется над уловками Наоми. Каждую субботу в доме пахнет горячими пирогами. Соседка Польче украдкой проносит их в дом.

Девочка знает, что ее отец болен. У него внезапно начинает болеть сердце, он синеет, кашляет, задыхается. Он слаб. Он не может работать руками, как другие отцы, сильные, несущие на широких мускулистых плечах своих детей. Она не может гордиться своим отцом-интеллектуалом, который не возвращается с пылающих жаром полей весь в поту, с зеленой панамой на голове. Израиль ее понимает. Вот, к примеру, чтобы завоевать авторитет среди товарищей, писатель Натан Шахам попросил работу на тракторе. Но ведь и Израиль работает, собирая термостаты для фабрики холодильников «Амкор», хотя его политический противник, рыжий Эйтан не устает говорить, что у Израиля в технике обе руки – левые.

«Кибуц это, главным образом, руки. Наконец я знаю, где мое место», – говорит он с циничной усмешкой Наоми, и замолкает под градом ее обвинений.