Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая

«Господи, Боже, верни его душу домой, вдохни в него дух жизни». Чистые облака замерли в небе. Никто не внимает ее обращениям к высотам. Только подвывающие порывы ветра, скользящие с гор Гильбоа, и гуляющие между могил, ведут с ней диалог. Глаза кибуцника, который обрабатывает землю в роще, с жалостью следят за ее странными движениями. Прошли две недели, а молодая вдова сходит с ума, возникает на тропинках, как привидение. Скорбь ее превышает всяческие пределы. Такого в кибуце еще не было. Ходит в пустоте, где нет ничего и никого.

Ветры гонят песок. Деревья, виноградники, кусты, клумбы, цветы, белые дома – покрываются пылью. Двери и окна закрыты. Члены кибуца замкнулись в своих комнатах. Ветер, осатанев, мечется на горах, в долинах, между деревьями и кустами. Она же отдается на волю ветра. Сухой кашель рвется из ее горла. Пыль в уголках ее глаз, словно осадок дыхания мертвых душ из-под земли. Порыв ветра вздымает песок, возносит душу Израиля в небесные высоты. Из купола небес пыль оседает в долины.

«Мама!» – голос дочери относится ветром.

Погруженная в круговорот ветра и праха, Наоми умоляет этот крутящийся столп сгустившейся пыли – вознести ее ввысь, в небо, – искать ее Израиля. Дикий ветер разметал ее волосы. Тонкое ее платье взлетает. Она словно бы опьянена: «Израиль мой вращает меня в своих объятиях. Сильные ветры возвращают мне Израиля».

«Мама, думают, что ты сошла с ума!» – дочь не может найти себе покоя. Отца нет, мать ведет себя, как помешанная. Все в жизни изменилось. В доме полный хаос. Книги, тетради, отдельные листы разбросаны на диване, на кресле, во всех углах, на огромном письменном столе отца, который считался неприкасаемым, как и письменный стол матери, которая ходит со странным видом по дому, полному пыли, уходит из дому.

«Вернись домой, мама!» – голос доходит до нее словно издалека, – «Мама, ты сошла с ума?!»

В темноте комнаты у нее возникает мысль: существует ли голос сам по себе, без присутствия человека? Говорит ли безмолвие с тобой твоим голосом? Трудно ей выдержать шум безмолвия. Взгляд упирается в безмолвие стен. Израиль смотрит на нее картинами нарисованных им цветов – пылающих красных роз и цикламенов. Все они вызывают шум в ее голове. Руки ее тянутся к бумаге и ручке. Она вполне может себя чувствовать только рядом с Израилем, сочиняя для него рассказы, которые он любит: о жизни кибуца в прошлом и настоящем.

Ночами она глотает снотворное, но нервы ее натянуты до предела, тоска изводит, веки ее дрожат. Ее тянет к столу Израиля, читает одну из его страниц.

Шум лишает сил,
Отчаянье не отпускает, —
Они соединились – извести меня.
Мстить, мстить – требует сердце.
Сердце сердится, мстит за всё,
И человек окружает себя
Стеной одиночества
Как замыкают двери перед врагом,
И каждый человек – враг.
И отсекает человек себя, как монах,
От всего мира,
И вся Вселенная – его келья.

Ручка выпадает из ее пальцев. Голова падает на стол. Замолкли звуки, пульсировавшие в ее душе шестнадцать лет. С вершины Гильбоа во мглу комнаты доносятся завывания шакалов, присоединяясь к ее рыданиям.

Прошло больше месяца. Она отвечает на некоторые письма, скопившиеся у нее на столе и в ящиках стола.

8.05.69

Бейт Альфа

Аврааму Шлионскому много благословений!