Королева в тени

Я делала все, что могла, чтобы успокоить его совесть, когда его вялость и апатия вступали в конфликт с его чувством долга; в такие моменты я сама становилась символом власти, принадлежавшей ему как принцу. Это я, а не Нед, принимала участие в ежегодной поминальной службе в честь Филиппы в Мальборо, чтобы отдать дань уважения почившей королеве и королю Эдуарду, который вел эту церемонию. Это я принимала подаренную нам золотую посуду, когда она наконец была закончена, весь этот впечатляющий набор чашек, блюд, сосудов для омовения рук – рабочий столовый сервиз, предназначенный для человека, постоянно находящегося в движении, солдата или государственного деятеля. Нед не был ни тем, ни другим. Это я со всей обходительностью приняла у себя дарителей этой посуды, это я потом написала им письмо с благодарностью за их доброту, хотя и знала, что эти блюда не только никогда не будут использованы по своему прямому назначению, но даже не будут разбиты на куски, чтобы заплатить этим армии, которой командовал Нед в своих походах. Сам же Нед никогда уже больше не поведет свою армию за собой.

Когда же «хороший парламент», поигрывая своими финансовыми мускулами с целью ослабления влияния короля, навязал роспуск заслуживающих доверия чиновников короля за якобы растрату и сомнительные финансовые операции, и король, и Нед оказались недостаточно сильны, чтобы воспрепятствовать такому подрыву королевской власти парламентом. Единственным утешением лично для меня стало то, что возмездие спикера палаты общин коснулось также мадам Перрерс и ее удивительно дорогих приобретений. Когда же выяснилось, что она преднамеренно скрывала, что была тайно замужем за жестким политиком Уильямом де Виндзором, таким же амбициозным и непорядочным, как она сама, падение ее стало неминуемым. Найти эту информацию и передать ее спикеру де ла Мару было чрезвычайно легко. И какое я испытала удовлетворение, когда Алиса была безоговорочно отлучена от королевского двора под страхом тюрьмы, которой она избежала, лишь дав слово навсегда покинуть двор и больше никогда не встречаться с Эдуардом. Наконец-то парламент, не без помощи одной моей изящной уловки, избавил меня от навязчивого присутствия Алисы. Если бы я в то время была не так озабочена проблемами Неда, то, вероятно, порадовалась бы этому даже больше, чем позволяли приличия. Но, по сути, мы с Недом сейчас уже дочитывали последние страницы нашей совместной жизни, где черным по белому было написано о неотвратимом будущем.

И наконец, самая ужасная из всех этих картин, яркая и бесконечно горькая, намертво отложившаяся в моем сознании, постоянно врывающаяся в мои мысли, украдкой просачивающаяся в мои сны. Нед встает со своей кушетки – это был один из дней, когда он мог это сделать, – потому что прибыл пакет корреспонденции от его совета в Аквитании. Приняв его, он со спокойной учтивостью отослал курьера и положил письма на кровать, после чего взял меня за руки, взял довольно крепко – правда, очень скоро эта сила ушла.

– Я должен тебе кое-что сказать, Джоанна. Хотя, думаю, в этом и нет необходимости.

Как мне хотелось поделиться с ним своими силами, вдохнуть их в него. Все правильно, в его словах не было необходимости, но я знала, что должна позволить ему произнести их. Чтобы понять принятие им того, что он может и чего он не может.

– Тогда скажи это, и можешь быть уверен, что я приму любое твое решение.

– Что, без возражений? – Он слабо улыбнулся. – Тогда вот оно. Мы никогда больше не вернемся в Аквитанию.

Больше можно было ничего не говорить. Нед больше никогда не поведет за собой армию ни против французов, ни против мятежных гасконских лордов. Никогда не будет управлять той далекой провинцией. У него просто нет энергии, физических возможностей на то, чтобы затевать еще одну кампанию. Все, что он может сейчас, это неторопливо путешествовать между Кеннигтоном и Виндзором на королевской барже по реке Темзе.

– Да, мы не вернемся туда, – согласилась я.

Я не могла больше лгать, не могла подбадривать его, когда сама никакой бодрости не ощущала, не могла делать вид, что все будет хорошо, когда понимала, что хорошо уже не будет. Нед официально отказался от своих претензий на княжество Аквитания перед парламентом в ноябре того же, 1372 года, менее через два года после нашего возвращения в Англию.

Отвернувшись от меня, он смотрел на землю, которая принадлежала ему по праву наследства.

– И у нас с тобой больше не будет сыновей.

Чего стоило ему признать это и смириться? Между нами по-прежнему была крепкая любовь, глубокая привязанность, желание все еще горело в нас. Но физическая способность уже была утрачена из-за боли и немощи.

– Это уже не так важно. Ричард растет крепким, и он примет королевскую корону. Он станет широко почитаемым королем Англии, переняв величественную царскую осанку у своего отца и деда. Я об этом позабочусь.

Быстро подойдя к Неду, я коснулась его плеча и прильнула к нему, а он прижал мою ладонь к своей груди, так что я стала чувствовать его затрудненное дыхание.