Королева в тени

Это была близость деликатного признания того, что времени у нас осталось мало; это было обещание, которое я давала скрепя сердце.

Но я сдержу его. И сделаю для этого все возможное, что в моих силах. Ощущение было такое, будто меня снова коснулись раскаленным клеймом высоких амбиций. Но на этот раз не моих, а моего сына. Нашего сына.

Это был ужасный день. Но за ним последовало еще много таких же.

– Ты скажешь своему отцу? – спросила я в другой раз, когда Неду снова стало хуже.

– Нет.

– Думаю, тебе следовало бы это сделать.

– Не стоит беспокоить его.

Поэтому Нед – наверное, чтобы доказать себе самому, что существует пусть крошечная, но все же надежда на будущее, – с трудом отправился сначала на открытие заседания «хорошего парламента», а потом и на палубу военного корабля, который должен был везти их в Ла-Рошель; но все это лишь для того, чтобы вернуться в Кеннингтон через неделю в полном смятении, потому что корабль в Ла-Рошель так и не отплыл. Потери за границей оказались вне его контроля. Отчаяние преследовало его днем и ночью, словно ужасный зверь, все время норовящий укусить за пятки.

– Джанет!

Я оглянулась.

– Ты тоже не должна ничего говорить моему отцу.

Я думала сделать это, и он знал о моих намерениях.

– Пообещай мне! Поклянись честью Плантагенетов, которой ты так дорожишь.

Это была просьба, в которой я не могла отказать.

– Обещаю.

Глава шестнадцатая

Год 1376 от Рождества Христова. Кеннингтонский дворец

Я сидела в тишине своей комнаты. Нед умирал не как воин или славный король, а как человек, истощаемый низкой болезнью, – вся его слава была в прошлом, а честолюбивые замыслы оказались не реализованы. Когда-то ликующая Англия шумно восхваляла его доблестные подвиги; теперь же здесь все казалось мрачным и безнадежным, страна была раздроблена и погружена в безысходность – быстро угасающий старый король, умирающий наследник и алчная фаворитка короля.

Я отложила в сторону свой часослов, который взяла, надеясь найти в нем утешение; я злилась на свое бессилие, поскольку в который раз позволила своим мыслям вернуться к другой смерти. Когда умирал Томас, он был далеко от меня. Я не застала его последние часы, не видела отчаянных попыток уцепиться за жизнь, не слышала его воли исповедоваться, пропустила то, как он завещал распорядиться своим имуществом, как хотел напоследок проститься с близкими и друзьями; все то, что делает смертное ложе выдающегося лорда публичным местом, прошло мимо меня. Я узнала обо всем этом позже, когда все было кончено и Томаса уже похоронили. Я жалела, что меня тогда не было рядом, и даже негодовала, что он умер без меня.

Я много слышала о людях, попавших в сети великой любви, которые четко знали не только день, но даже минуту и секунду, когда их возлюбленный сделал свой последний вдох. Я же ничего не почувствовала, когда Томас покидал этот мир. И в тот момент даже не догадывалась, что где-то далеко он прощается с жизнью.

Но если бы я и была там, если бы стояла на коленях у его кровати, я все равно мало что могла бы сделать. Смерть Томаса никак не повлияла на мое положение в обществе и мой ранг, поскольку титул мой принадлежал мне по праву рождения. Наши с ним дети, с гордостью носившие имя своего отца, через меня в любом случае унаследовали бы имущество Томаса и его почет, и тоже по праву. Моя любовь к нему была абсолютна, и все, что мне было нужно, – это просто стать свидетельницей того, как сострадательный Господь забирает его к себе. Но этого не случилось, и я до сих пор испытывала раздражение и досаду.

Тосковал ли Томас по мне в свои последние часы? Долго ли мучился? Понимал ли он, что умирает? Я не знала. Все, что мне досталось тогда, это обычные банальности от священника, старавшегося утешить скорбящую вдову, и от гонца, доставившего то печальное известие. Я же в своем горе больше не хотела ничего обсуждать. А свое утешение искала в том, чтобы помолиться вместе с церковниками о том, что Томас почил с миром и под заботливым оком Господа.

Насколько же отличался от этого уход Неда!