Королева в тени

Может быть, мы вернемся в Бишем и будем, старея понемногу, жить своей жизнью, тогда как Томас снова будет у нас управляющим? Или, может быть, Томас снова женится и приведет в наш дом молодую жену? Подобную перспективу нельзя было считать такой уж тягостной, даже если оба мужчины при первой же возможности вновь отправятся воевать во славу Англии при условии, что мир с Францией будет нарушен. Уилл, конечно, станет настаивать на том, чтобы мы с ним стали супругами не только душой, но и телом, и я, откровенно говоря, не смогу ему в этом отказать. Так что мое будущее сомнений не вызывало: мне предстояло растить детей, которые должны были унаследовать огромное состояние рода Солсбери.

Разочарование тугим комком подкатило к горлу, и я судорожно сглотнула. Я буду жить с любящим мужем, но при этом без проблеска любви, которую я на короткий миг успела познать с Томасом. Уильям, несмотря на все свои положительные качества, никогда не мог заставить меня потерять голову. Что, строго говоря, графине Солсбери вроде как и не пристало. Так что я должна была просто принять то, что было подано мне буквально на золотом блюде, и тихо радоваться своей счастливой судьбе.

Но насколько же сложнее стало мне, когда Томас вновь возник у меня под самым носом. Было намного проще, когда он находился на войне, хоть я и переживала тогда за его жизнь. Или по поводу его смерти. Вероятно, после битвы при Креси он заработал уже достаточно денег на выкупах пленных, чтобы купить себе собственное имение. И когда настроение у меня было хуже некуда, я надеялась, что так оно и будет.

Но теперь, в преддверии этого триумфального возвращения, все эти мысли нужно было отбросить в сторону.

Процессия приближалась, и мы ожидали ее, стоя перед Вестминстерским дворцом, представлявшим собой прекрасный и величественный задний план для нашей живописной группы. Наконец король и его рыцари подъехали к нам. Зрелище было впечатляющее: сияние полированных доспехов, боевые кони с блестящей начищенной шкурой, великолепие знамен и стягов, яркие камзолы королевских герольдов. Когда же все это раззолоченное великолепие было вдруг озарено лучами выглянувшего осеннего солнца, никто уже не мог остаться равнодушным к такому антуражу славного триумфа. Толпы народа восторженно приветствовали своего монарха, разбившего французов в пух и прах. А королева стояла среди нас со слезами на глазах, держа на руках своего нового ребенка, крошку Маргарет, словно мощный символ преемственности и долголетия королевской династии.

Встречавшие короля люди принялись кричать еще громче, когда стало понятно, что в процессии участвуют также плененные французские феодалы. Раздавались даже голоса, требующие их смерти, но это было исключено. Наши «гости поневоле» были мрачными, но ни о каком плохом обращении с ними речь не шла: им предстояло находиться в плену в очень комфортных условиях до тех пор, пока их любящие родственники не заплатят за них богатый выкуп. Им были сохранены их доспехи и оружие, а штандарты, которые тоже были с ними, развевались на ветру; они знали, что к ним будут относиться с уважением, как к достойным противникам. А в ответ на грубости из толпы некоторые из них даже умудрялись шутить.

Уилл счастливо заулыбался, отыскав меня глазами, когда я, как того требовал официальный этикет, вместе со всеми присела в глубоком реверансе перед спешившимся королем и его ближайшим окружением. Мой муж был чрезвычайно горд своим личным достижением, когда его посвятили в рыцари в блестящей компании принца Эдуарда вскоре после высадки английской армии у мыса Ла-Хог.

Чуть позади в процессии ехал сэр Томас Холланд, целый и невредимый, со своей серебристо-голубой геральдической эмблемой на груди и все такой же чарующе привлекательный. Он смотрел прямо перед собой, и на лице его витало странное выражение: как будто он обдумывал какой-то важный шаг и эта необходимость принять трудное решение лишала его всякого желания улыбаться. Но потом я подумала, что ошиблась, потому что, спрыгнув со своего коня с присущей ему изящной легкостью, которая так запомнилась мне, и пройдя в Большой зал, он был так же возбужден, как и все остальные рыцари, которые с чашей вина в руке обменивались первыми словами приветствия с их надолго покинутыми женами.