Королева в тени

Мои сундуки были уложены в течение часа, после чего мы отправились в довольно молчаливое путешествие, поскольку моя гордость не позволяла мне тратить силы на пустые разговоры. Моя спутница провела всю поездку, не отрывая глаз от часослова. В Виндзоре нас уже ждали: выскочившие слуги помогли мне выйти из экипажа и проводили в приготовленные для нас комнаты.

– Мы что, теперь будем обходиться без моих охранников? – спросила я, вспомнив угрюмую парочку, сопровождавшую меня на каждом шагу, когда я в последний раз жила при дворе.

– В них больше нет необходимости. Я сама буду составлять вам компанию.

Я резко обернулась к ней.

– Зачем я здесь? – требовательным тоном спросила я.

После моих слов на ее лице впервые с момента выезда из Бишема промелькнуло слабое подобие улыбки.

– Вашего мужа будут чествовать.

– Вот как? А могу я узнать, которого из них?

Не стоило этого говорить, но терпение мое было на пределе, точно старый, вконец изношенный пояс. Впрочем, графиня оставалась неуязвимой.

– Графа, разумеется. Король с королевой посчитали уместным, чтобы вы стали свидетельницей признания заслуг моего сына перед короной.

– Выходит, моя свобода – это временная поблажка?

Улыбка ее оказалась недолговечной.

– Да, пока Его Святейшество не примет обоснованность наших доводов.

– А пока я могу встречаться с кем хочу? Беспрепятственно?

– Разумеется. Но, конечно, при соответствующем сопровождении, в качестве которого буду выступать либо я сама, либо одна из моих женщин.

Ну а как иначе. Ведь ни одна из моих женщин со мной из Бишема не приехала.

Впрочем, могло быть и хуже. Ко мне могли приставить вооруженных стражников, которые постоянно таскались бы за мной. Придется обходиться уловками, имеющимися в моем распоряжении. Я даже не спросила, как будут награждать моего мужа, да меня это и не особо интересовало. Моей дружбе с Уиллом была нанесена глубокая и болезненная рана, когда он решил держать меня под замком.

И все же на помощь мне неожиданно пришли его нескромность и желание покрасоваться. В общем, я была безмерно довольна, что вновь оказалась в Виндзоре.

То, что разворачивалось вокруг меня, было обычной королевской методой – воодушевить Англию, охваченную мраком неопределенности вследствие эпидемии чумы и тупиковой ситуации в отношениях с ненавистной Францией, одновременно прославляя Господа, святого Георгия и английского короля. План этот был мне хорошо знаком. Король намеревался создать орден из рыцарей, которые будут достойны тех, кто собирался вокруг знаменитого круглого стола короля Артура, и которые торжественно поклянутся ему в своей преданности и приверженности его благородным целям. В памяти моей всплыл наш с ним давний разговор в библиотеке, состоявшийся до всей этой сумятицы с моими замужествами, когда он видел одним из этих молодых и достойных рыцарей Томаса Холланда. План этот, от которого он тогда отказался из-за скорби в связи со смертью первого графа Солсбери, теперь мог быть воплощен в жизнь.

Моя изначальная радость, связанная с возвращением ко двору, омрачалась глубоким сожалением, что Томас уже потерял такую возможность; но все же я была здесь, что было намного лучше, чем оставаться в Бишеме. Хотя здесь я волей-неволей должна была разделять восторг Уилла, который действительно становился одним из первых членов нового ордена, – в память о дружбе короля с его отцом и в знак признания безусловной собственной преданности Уилла. Был назначен день, когда должно было состояться торжественное принятие клятв, а также пресыщенная показной роскошью и великолепием церемония посвящения, организованная в неподражаемом стиле короля Эдуарда.

К часовне Святого Георгия я шла в сопровождении вдовствующей графини и моей матери. Мы стояли там, переполненные благоговейным трепетом и гордостью, и наблюдали за тем, как процессия направляется к входу в церковь. За королем и принцем Эдуардом шли двадцать шесть избранных; они были одеты в небесно-голубые цвета одежд Пресвятой Девы, плащи с серебряной отделкой, а на подвязке у каждого золотом были вышиты слова, которые они поклянутся сделать девизом всей своей жизни. Honi Soit Qui Mal y Pense. «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Тот мой памятный разговор с Эдуардом принес впечатляющие плоды.

Я смотрела на Уилла и чувствовала, что не в состоянии придерживаться своей враждебности к нему. Новоиспеченный рыцарь королевского ордена Подвязки, он выступал медленно и величественно, как и подобает графу и близкому другу короля. В мою сторону он даже не взглянул. Мысли его сейчас были заняты более возвышенными вещами – высокой честью, оказанной ему наряду с представителями других великих кланов Англии.

Но, по мере того как серебристо-голубая процессия с кивающими плюмажами на шлемах проходила мимо, моя обида и негодование возвращались с новой силой. Здесь должен был бы находиться и Томас…

И вдруг у меня перехватило дыхание.