Королева восстанет

– Это значит, что я хочу тебя вернуть. Если все еще нужен тебе после всего случившегося. За последние несколько недель я обращался с тобой по-свински. А то, что сделал с твоим братом… Если ты не готова меня за это простить, я пойму.

Уставившись на Бенедикта, я не могла поверить в то, что он говорил. Часть меня хотела броситься в его объятия и наконец забыть обо всех наших проблемах. Однако от этого они не исчезнут. У нашего расставания были веские причины. Я слишком хорошо помнила, что он сказал всего несколько дней назад в этой самой кровати – что больше не способен мне доверять.

– И как это возможно? – прошептала я. – Ты же мне не доверяешь, значит…

– Нет, доверяю, – твердым голосом возразил он.

– С каких пор? Что изменилось?

– Флоренс. – Взгляд Бенедикта серьезен и одновременно полон боли. Он слегка наклонился ко мне, и знакомый запах усилился, посылая по моей коже волну мурашек. – Я уже давно снова начал тебе доверять, – пробормотал он. – Просто не хотел себе в этом признаваться. Мы прослушивали твои разговоры с Валерианом. Плюс твои предложения совету и поведение во время телефонных разговоров с родителями… У тебя всегда были благие намерения. И не только это – ты защищала меня ценой своей жизни. Как я могу тебе не верить? Какие бы цели ты ни преследовала, я понял, что они никогда больше не будут направлены против меня. Ты не злодейка. Ты просто пытаешься поступать правильно. И пока мы будем защищать и уважать друг друга, сможем говорить и обо всем остальном.

Я тяжело сглотнула. Странно пытаться отговорить его от того, чего сама так сильно хотела. Но я не могла так безрассудно рисковать своим сердцем. Не тогда, когда мой разум твердо уверен, что Бенедикт очень быстро передумает.

– Но мои ошибки не из тех, о которых можно просто забыть, – вновь прошептала я. – Что, если они и дальше будут вставать между нами?

– Не будут, – жестко ответил Бенедикт. – Потому что я больше этого не допущу.

Я в недоумении нахмурила брови:

– Не можешь же ты просто взять и решить простить меня.

– Не стоит меня недооценивать, – пробормотал он и наклонился еще ниже, чтобы прижаться в поцелуе к моей макушке.

От этого незначительного жеста по всему телу разлилось покалывание, но я не пошевелилась. Не знала, что мне делать. Такое ощущение, что я собралась прыгнуть со скалы, не представляя, что находится внизу – спасительная вода или твердая земля.

– Я не хочу тебя терять, – шепнул мне на ухо Бенедикт. – Не могу, Флоренс. Вчера я держал в своих руках твое безжизненное тело и смотрел, как ты истекаешь кровью. Я думал, что ты умираешь. И понятия не имею, что бы я сделал, если бы это действительно произошло. Потеряй я тебя, и это уничтожило бы меня. Ты так глубоко забралась в мое сердце, что без тебя оно перестает биться. Злость последних нескольких недель – ничто по сравнению с любовью, которую я к тебе испытываю. И пока я тебе нужен, я буду делать все возможное, чтобы ты была рядом со мной. Меня не волнует, должен ли я это делать. Правильно ли это и разумно ли. Я люблю тебя и никогда не перестану любить.

Его голос дрогнул, и я нерешительно повернулась к нему лицом. В глазах Бенедикта блеснули слезы, и он поспешно сморгнул их. Я осторожно высвободила свои пальцы из его ладони и дотронулась до его щеки.

Его кожа такая теплая под моими пальцами, и я нежно погладила щетину у него на подбородке. Бенедикт наклонил голову, потянувшись за моим прикосновением, и я подвинулась ближе.

Все чувства обрушились на меня одновременно. Желание, тоска, боль, разногласия и эта бесконечная привязанность. Чувство вины, стыда и раскаяния смешались внутри меня. И все же меня не покидала убежденность в том, что я поступила правильно – или, по крайней мере, так, как считала правильным. Потому что, как сказала на днях Бриана: не было ни правильного, ни неправильного. С самого первого момента мы с Бенедиктом находились по разные стороны баррикад. Но отныне вопрос заключался в том, продолжим ли мы в том же духе. Или нам удастся вместе определить путь, который снова объединит не только нас, но и нашу страну.

Бенедикт не двигался. Он внимательно наблюдал за мной, и у него на лице читалось что-то похожее на страх. Они никогда не исчезали – те чувства, которые он ко мне испытывал. Он просто закопал их глубоко внутри, спрятав за гневом и разочарованием. Я с трудом могла себе представить, каких усилий ему стоило позволить им снова всплыть на поверхность. Как трудно ему было снова довериться мне, несмотря на мои ошибки и риск для его королевства.

В этом есть какая-то жестокая ирония. Шесть месяцев назад я бы пошла на все, чтобы обрести такую власть над Бенедиктом. А теперь, напротив, это причиняло боль. После всего, что с ним сделала, я совсем не чувствовала, что заслуживаю его любви.

– Скажи что-нибудь, – тихо попросил он меня.

– Я боюсь, – призналась я, но не убрала руку.

– Чего?

Я невольно сглотнула.