Королевская аллея

— Так велит долг… вежливости, — бормочет Катя Манн и прижимает к губам переплетенные пальцы. — Эти Хойзеры, — отважилась она добавить, — могли бы прийти на вечер и со своей дочерью, когда-то она была милой девочкой.

Время остановилось.

Гостиная пребывает в Нигде, но тут дверь номера внезапно распахивается.

И тогда…

Входная дверь, ведущая в гостиную, и дверь в спальню открылись одновременно.

— Простите, я была заблокирована! — Жанетта Зульцер, сотрудница Отдела по обслуживанию номеров, несмотря на свое возбуждение, сделала книксен. — Новый запорный механизм в ванной комнате не сработал. Я не могла открыть дверь изнутри. Но теперь, наконец, я свободна. — Зажав под мышкой постельное белье и полотенца, она прошмыгнула мимо Эрики Манн. — Я сейчас же сообщу о неполадке кастеляну.

Изумленная Дочь, пропустив мимо себя служащую отеля, опять повернулась к не менее удивленным родителям.

— Хорошо, что с ней случилось такое, — говорит она Отцу, глубоко затягивающемуся сигаретой. Потом берет с тележки чашку для себя и осматривает накрытый стол. — Омлет, а вы к нему даже не притронулись! Красный виноград, чудно. — Она отщипнула от грозди веточку с ягодами. — У них, видно, дела опять идут превосходно. Слишком быстро всё наладилось, после того как они затоптали дюжину стран. Они не работают со своей виной, а срабатывают ее прочь. Однако, если они и дальше будут проявлять тот же динамизм, какой проявили в войне, то быстро добьются экономического возрождения. Советская зона и расплачивается по счетам, и страдает аутентичнее. Там русские демонтируют заводские цеха. Там виноградные грозди висят слишком высоко. Вы только представьте: если бы у всех немцев дела шли так же великолепно, как здесь… Германия стала бы еще более устрашающей. Сейчас, по крайней мере, она разделена на две части и не может пыжиться так, как прежде.

Отец выпустил из носа колечко дыма. Мать глотнула сока. Эрика Манн опустилась в свободное кресло.

— Достаточно показаться на людях в брючном костюме, чтобы на тебя глазели все кому не лень. Для женщины это, видите ли, неприлично. Мужчинам не нужна конкуренция.

— Конкуренция? — переспросила Катя Манн.

Дочь закинула одну ногу, обтянутую штаниной цвета листьев мяты, на другую и закурила сигарету.

— Десять лет назад женщины надрывались на предприятиях военной индустрии. А теперь их опять хотят превратить в «симпатичных барышень». Это не получится.

— Ты хотела поплавать.

— Пока что только планируется создать здесь в подвале бассейн и кабинет массажиста. Я зато погуляла — обошла вокруг квартала.

Дочь, тем не менее, не казалась в такой степени отдохнувшей и посвежевшей, как хотелось бы. Осколки мыслей нарушали ее неглубокий сон. Планы, воспоминания, впечатления, которые стремятся стать непреложными выводами… Но был ли кто-то, кому удалось включить людей, времена, события в некую не подлежащую пересмотру классификацию? Дух по-прежнему остается ужасной производственной машиной, которая не нашла ни одного стабильного финального слова — ни единого слова, которое не вызывало бы противоречий и не требовало бы дополнения. Пока человек полон сил, эту работу мозга — это плетение кружев — можно охарактеризовать как интеллектуальную радость; если же человек смертельно устал или у него, как говорят, поехала крыша (что порой грозит Эрике), все его дальнейшие идеи превращаются в набор пыточных инструментов. Пыточными инструментами становятся, прежде всего, путешествия (такие как это, на Рейн) — ведь они означают, помимо желанного притока новых впечатлений, и новый наплыв правдивых импрессий, которые ни один человек еще не сумел до конца осмыслить, чтобы прийти наконец к надлежащему выводу: Таковы мои современники. Этого они хотят. Из этого варева происходят. И именно это — правильное для всех^{427}. — Нет, человек всегда хотел представить себе все нити бегущими параллельно — например, нити жизненных историй, — и к каким-то из них относиться терпимо, а какие-то отвергнуть. Так, проводник в поезде заявил (поначалу обрадовавшейся) Эри, что находит атомное оружие «ужасающим», потому что «после уже ничего не будет»; но тотчас добавил, что западные державы все-таки нуждаются в этом оружии, чтобы не подвергаться шантажу со стороны «восточного блока». «Вам что же, не нравится свободное от классового угнетения общество Востока?» — нервно задала она встречный вопрос, и железнодорожный чиновник (поезд в тот момент уже приближался к Каубу^{428}), задумчиво ответил: «Нравилось бы, если бы сам я был привилегированным коммунистическим лидером». — Идеалы! Новые. Какие? Демократия? Да, но сперва демократию следовало бы очистить от эгоизма, коррупции и полудремотного состояния масс, обеспечиваемого, среди прочих мер, и посредством распространения взбитых сливок. А может вообще, прежде чем думать о демократии, надлежало бы спасти от грозящей гибели сам земной шар…