Королевская аллея

— Да, желаю вам хорошего дня! Надеюсь, что вечером исполнение трудового долга станет поводом для ретроспективной радости по поводу безупречно сделанной днем работы. Что может быть плодотворнее, милостивая госпожа, чем посвятить свою жизнь общему благу, пусть даже только (или: именно) в рамках этого заведения, которое по праву считается лучшим среди подобных ему, в котором собирается целый человеческий космос, обретающий здесь — вдали от родины — пищу, незримую направляющую волю и чувство удовлетворения? Я здесь пока новичок, едва ли вообще замечаемый высшими инстанциями, и все-таки я уже сейчас могу предположить, что вы, госпожа главная секретарша, уже давно являетесь гарантом, хозяйкой, действующей скрытно от глаз, но со всей мыслимой осмотрительностью, — более того, королевой этого Универсума, состоящего из тысячи разных подразделений. Иначе этот отель не стоял бы, как он стоит. С твердостью, подобающей четырехугольнику. Но из сокрытости вы сама обязательно выйдете к свету, как вам и пристало. Как только недуг ноги вновь сменится окрыленной походкой.

Фройляйн Безенфельдт непроизвольно кивнула, так и не закрыв рот.

— Разрешите представиться: Арман дю Плесси. — Мальчишка в соответствующей здешним правилам пажеской униформе, которая, однако, явно не могла происходить из обычной швейной мастерской, а сидела на нем — обтекала его золотыми галунами — так, словно какой-то вдохновенный кутюрье ночь напролет своими руками подгонял ее к этому стройному телу со слегка выступающими бедренными косточками, изящно поклонился. — Разумеется, я не принадлежу к высокопоставленному семейству Дю Плесси — иначе мне пришлось бы, со всеми тяготами и чувством удовлетворения, неизбежными при такого рода занятии, управлять родительскими имениями, — а являюсь отпрыском боковой ветви этого семейства, разорившегося торговца шипучими винами — сколько же трудов нужно предпринять, прежде чем будет готов сей драгоценный напиток! — тогда как матушка моя происходит из Эльзаса, а иначе, госпожа главная секретарша, ваше и вашей страны наречие не звучало бы в моих устах с такой непосредственностью, само собой… Как же идеально подошло в данном случае это понятие: само собой!

— На-речие? — переспросила секретарша, ничего, собственно, не имея в виду, а просто чтобы сказать хоть что-то.

Шапочка сидела на его волосах набекрень; хотелось перерезать ее ремешки, чтобы освободить черные локоны от таких пут…

— Крах моего отца мне могут простить и простят, моим благородным происхождением можно пренебречь, однако определенные таланты, наличие коих предполагают во мне другие люди и которые сам я, конечно, не собираюсь себе приписывать, ибо всякое хвастовство рано или поздно обращается против самого себя, позволяют мне надеяться — если выразить это совсем просто, — что я поднимусь от одной почтенной и хорошей должности к другой, тоже почтенной и еще более трудной, которая позволит мне представить доказательства действительного наличия некоторых предполагаемых у меня дарований. И я бы этого очень хотел! В настоящее время, милостивая госпожа, я по долгу службы торчу в лифте; из чего опять-таки можно произвести игру слов, забавную, но не вовсе лишенную смысла: выполняя эту работу, я, так сказать, уже стою обеими ногами в социальном лифте.

— Вы? — ошеломленно спросила уроженка Дюссельдорфа у полу-француза из Транспортного отдела.

— Я. Именно. Моя персона. Включающая и плоть, и душу.

— С душой всё понятно, но и плоть тоже?

— Именно так.

Клеменс Мерк вышел из темного закулисья в предбанник и остановился, уперев руки в бока:

— Что за неуместная болтовня? Что на вас нашло, Безенфельдт? Ах, еще и вы здесь!

— Я почти ни словечка не сказала, господин директор, — быстро пролепетала фройляйн Безенфельдт.

— Я всего лишь подобие… бледное и, возможно, чересчур неотступное… некоторых выдающихся личностей и образов.

Отпрыск боковой ветви рода дю Плесси поклонился.

— Чего он хочет? Я имел в виду, чего вы хотите?

— Но господин генеральный директор, поскольку вы столь любезно согласились уделить полминуты мне, червеобразному отростку подведомственного вам заведения, вам нетрудно будет сообразить, что дальнейшие подъемы и спуски в клетке лифта — какие бы прославленные и достопочтенные личности этим лифтом ни пользовались — препятствуют более осмысленному применению моих сил.

— Вот как?

— Правда, некоторые господа просят — хотя это, собственно, не входит в мои обязанности и я всякий раз не без робости покидаю свой пост, — чтобы я отнес в их номер багаж…

— То, что вы пренебрегаете обязанностями лифтера «не без робости», лишь частично говорит в вашу пользу.

— Я вынужденно иду навстречу настойчивым пожеланиям…

— Говорите нормально!

— Вы ждете нормальной речи от полу-эльзасца?… Хоть я и стараюсь оказывать помощь с быстротой ветра, особенно дамам, этим представительницам слабого пола: не только заношу чемоданы к ним в номер, но и… мне уже приходилось раз или два развешивать в шкафу их платья, даже убирать в комод более деликатные вещи, белье…